Чекисты рассказывают. Книги 1-7

Когда призвали в армию, мать обрадовалась: там его научат уму-разуму. Служил он за границей, в ГДР. Первое время служба шла туго, многое не клеилось. В письмах к матери он жаловался на трудности армейской жизни и на то, что очень уж медленно тянется время. Спустя год-полтора успокоился. Писал, что жить можно. Меньше стала волноваться мать, полагая, что все обошлось, ее сын стал в конце концов человеком. Ну что ж, все правильно. Военная служба есть военная служба, особенно срочная. Не санаторий, всем известно. Особенно не разгуляешься, время расписано до минуты. Занятия, наряды, учения. Между ними немного личного времени, в течение которого можно успеть сменить подворотничок на гимнастерке, написать письмо, почитать или посмотреть фильм в клубе части. Бывают еще увольнения в город.

Денег хватает только на папиросы, конверты или открытки. Так что Хомяченков, проходя срочную службу, кафе видел только со стороны.

Отслужив срочную службу, Хомяченков остался работать вольнонаемным. Привлекала его не работа сама по себе, а возможность подзаработать и ближе познакомиться с Западом. Иного пути к осуществлению своих заветных стремлений он не видел. Частые поездки и отлучки из части можно было объяснить служебной надобностью, командование, занятое своими заботами, не слишком контролировало — доверяло.

Почти рядом с расположением части — крупный город, связь хорошая, сел в автобус или на попутку, и через пятнадцать минут в центре города. Посидеть за кружкой пива с порцией корна, послушать музыку есть где. Берлин в двух часах езды, так что и туда можно смотаться при желании. Хомяченков уже не тяготился службой, время у него текло не так медленно, как прежде. Другая жизнь пошла.

Особенно ему приглянулось одно уютное кафе на окраине города. То ли потому, что там за стойкой стояла молодая симпатичная фрау, то ли потому, что туда редко заглядывали сослуживцы. Так или иначе, но Хомяченков облюбовал себе это кафе. С привлекательной фрау, правда, перспектива представлялась не совсем ясной. Она мило улыбалась при его появлении, внимательно обслуживала. С разговором дело обстояло сложнее: у него в запасе несколько немецких слов, а у нее столько же русских. Со временем это препятствие Хомяченков надеялся преодолеть, но тут возникло новое: за стойкой стал появляться весьма внушительного вида мужик в шерстяной безрукавке и закатанными по локоть рукавами клетчатой сорочки. При его появлении фрау переставала улыбаться, а у Хомяченкова пропадало желание с ней заигрывать.

В один из слякотных осенних вечеров в этом уютном кафе на окраине города произошла встреча, которая многое определила в судьбе Хомяченкова. В тот вечер он задержался на работе и пришел в кафе позже обычного. Столик, за которым он любил сидеть, был занят. Там сидел какой-то тип и читал газету. Ему даже показалось, что, когда он подошел к стойке и поздоровался, фрау чуточку смутилась и опустила глаза. Но он не придал этому значения.

Хомяченков подошел к читающему, спросил, вернее, указал на свободный стул, тот кивнул, и он сел и заказал, как всегда, сто корна, кружку пива и порцию сосисок. Когда Хомяченков выпил вторые сто граммов корна, сидящий рядом опустил газету, надел на нос очки и спросил:

— Русский, офицер?

Хомяченков кивнул, подтверждая то ли что он русский, то ли что офицер.

— Майор?

Хомяченков обратил внимание на нерусское произношение, особенно на картавое „р“.

— Нет пока. А вы?

— Я бизнесмен Питер Панитски. Можно просто Питер. Моя фирма — тут недалеко, в Берлине.

— Меня зовут Станислав. Станислав Хомяченков, можно просто Слава.

— Отшен приятно, — сказал иностранец. — Хорошее имя. Я много езжу по этой автострада.

Они еще немного посидели, перебросившись несколькими фразами, расплатились и разошлись.

Встретились недели через две снова, и тоже случайно. Иностранец рассказывал, что он работает в Западном Берлине, в фирме, названия которой Хомяченков не запомнил, часто ездит в „восточную зону“ по делам. В друзья он не навязывался, в душу не лез. Хомяченков сказал, что служит тут недалеко, семьи не имеет, а поскольку вечерами делать нечего, вот иногда и заглядывает сюда.

— Наверное, фрау понравилась? — пошутил Питер.

— Ничего, — принял шутку Хомяченков, — но. у нее партнер уж больно грозен.

Оба рассмеялись.

Когда расходились, Питер вскользь бросил:

— Можно встретиться через три дня. Я буду ехать тут по делам фирмы. Посидим, поболтаем.

На этот раз Питер был активнее. Он сразу взял инициативу в свои руки. Хомяченков собирался заказать себе традиционные сто грамм корна, кружку пива и порцию сосисок, но Питер остановил его:

— Один момент, Слава. Сегодня я имею много денег. Получил вознаграждение. Потому я угощаю и хочу выпить за наше знакомство и будущую дружбу.

Он подозвал симпатичную фрау, и через пару минут на столе появился французский коньяк, лимон и любимые Хомяченковым сосиски.

Когда подвыпили, Питер как бы в шутку спросил:

— Слава, ты ракетчик? Да?

Хомяченков не ответил, он дожевывал сосиску.

— Я знаю, ракетчик. Боишься мне говорить. Ваши ракеты на нас нацелены? — продолжал шутить Питер.