Чекисты рассказывают...

На следующий день отряд растянулся еще больше. Я попросил у атамана разрешения подтягивать сотни, уплотнять цепь. Он хмуро ответил:

— Действуйте, хорунжий!

Я свел коня с тропы и стал пропускать мимо себя бойцов. Они двигались еще медленнее, чем вчера, и пока я дождался своей сотни, прошло не менее часа. Сотня уже не интересовала меня. По уговору ко мне должен был подъехать Али Минеев, мой товарищ по службе в действующей армии. Он появился в назначенное время — часов в одиннадцать утра. Лицо у него выражало крайнюю озабоченность, я даже подумал — не сорвался ли наш план. Бойцы, которых подговорил Минеев, могли отказаться от побега или больше того — выдать нас, надеясь на награду. А такой вариант грозил и мне и Минееву расстрелом. Атаману ничего не стоило прихлопнуть нас здесь, в ущелье, и бросить на съедение беркутам, что вились с утра до вечера над вершинами гор, подстерегая отбившегося от отряда коня или человека.

— Чего стоишь на месте? — спросил с тревогой в голосе Минеев. — Полковник заметит.

— А он знает, сам приказал.

Это успокоило Али. Ему подумалось, что я без сигнала решил на глазах у всех отстать от отряда.

— Давай вместе подгонять бойцов, — предложил он. — Мои тоже растянулись.

На обочине, провожая взглядом верховых и покрикивая на нерадивых, мы выжидали минуту, когда можно будет договориться обо всем и уточнить время действия. Наконец, в цепи образовался большой интервал, кто-то замешкался или сошел с коня — и мы с Минеевым свободно обсудили детали побега. Своих бойцов он поставил в хвост, через час-два они подъедут.

Эти два часа растянулись на целые полдня. Солнце уже пересекло гребень и стало клониться к западу, когда показались на тропе два всадника. На поводу они держали запасную лошадь, нагруженную кошмами и продуктами. Минеев неплохо позаботился о нашем путешествии.

— За вами никого? — уточнил он.

— Кажется, — ответили верховые. — В ущелье пусто.

— Подождем немного, — предложил я. — Так будет надежнее.

Минеев не согласился.

— Упустим время, атаман хватится и пошлет разыскивать. Офицеры все-таки, заметно.

— Да и дорога трудная, засветло надо перебраться через реку. Вон солнце где, — заметил один из верховых.

Была не была! Прощай, атаман. Больше мы с тобой не встретимся. Тогда, год назад, я был уверен, что судьба не сведет меня снова с полковником Сидоровым. Ошибся. Вот он передо мной.

ГЕНЕРАЛ И ТАЙ-ДЖУ

Атаман проговорился — назвал какого-то генерала в Куре, который разделял наши общие убеждения. Можно было понять, что лицо это влиятельное и даже могущественное. Во всяком случае, оно пользуется поддержкой Синьцзянского правительства и способно оказать помощь.

Фамилию генерала полковник не назвал или произнес так невнятно, что разобрать не удалось, переспросить я не решился — любопытство могло насторожить атамана.

Пришлось самому выяснить, кто такой этот могущественный покровитель хозяина кузницы. Город Куре находился в 40 километрах от Кульджи, если ехать на юго-запад. Город считался военным, там стоял гарнизон. Порядки, естественно, здесь были строгие. По улицам ходили патрули, место расположения казарм ограждалось и приблизиться к ним гражданскому лицу не представлялось возможным. Однако в городе свободно разгуливали беляки в форме, и военная комендатура для них была открыта. Видели здесь как-то самого Анненкова. Правда, слух этот никто подтвердить не мог, официально атаман считался узником и передвигаться по провинции не имел права. Русские офицеры, между тем, присутствовали на обеде, устроенном в честь своего бывшего командира. Больше того, говорили, что атаман являлся гостем коменданта Куре генерала И Тай-Джу.

Теперь все стало ясно. Именно И Тай-Джу имел в виду Сидоров, когда намекал на влиятельного сообщника. Вряд ли кто другой из близких к правительству лиц мог открыто принимать Анненкова. В го время китайское правительство уже признало Советскую Россию и утвердило в Кульдже советское консульство. Было бы нелогично и даже бестактно в той же самой Кульдже или Куре демонстрировать свои симпатии к врагам Советов. Подобный вызов способен был бросить лишь И Тай-Джу. Он не являлся ни членом правительства Синьцзяна, ни государственным деятелем. Его считали наемником.