В предреволюционные годы здесь, в Москве, встретился он с одногодком, который стал ему па всю жизнь другом, Максимом Барташуком. Разговорились случайно, в чайной, друг другу понравились. Оба вступали в жизнь и нуждались в поддержке. Максим костил каких-то арматурщиков, хотел пристроиться к ним в артель, а они на смех — куда тебе до нас, хил и слаб. Подняли с земли металлический прут, предложили согнуть, попробовал, да где там, пружинится и только. Выслушав Максима, Стас попросил его поставить локоть на стол. «Не знаю, чего ты там расслаб. Силы в тебе хоть отбавляй. Может, сходим вместе?»
В артели ребят встретил детина — рубаха чуть не лопалась от могучих мышц. «А, опять пришел, — узнал оп Максима, — видно, заело тебя. Это хорошо. Дружка привел, — оглядел с ног до головы Стаса, — посмотрим, чего он стоит». Подвел к аккуратно уложенным стопкой металлическим прутьям. «Выдюжишь — примем. Нам молодые нужны. Бери, парень, гни». Стас взял первый попавшийся прут, испробовал на вес — тяжелый, однако весело сказал: «В одно кольцо гнуть или в два?»
Когда Стасу нужно было что-то сделать на виду у людей, он умел как бы в комок собрать свою волю, сосредоточивался на одной мысли — не сплоховать, преодолеть, побороть. Так и сейчас. Он обвел взглядом насмешливые лица артельщиков и скомандовал: «Расступись пошире! Не мешай!» Не спеша скинул пиджак и по-хозяйски сложил его на бетонном кубе, потер рука об руку, цепко схватился за концы прута, весь напрягся. Скорее почувствовал, чем увидел, как прут медленно и неподатливо гнется, приобретая очертания круга. «Он, черт, может и сломать», — под смех всей артели выкрикнул кто-то из толпы. Старшой удовлетворенно кивнул головой: «Ладно, примем подсобником. Как, согласный?» Стас оделся, причесал взмокшие волосы, сдвинул на бок картуз, взглянул на артельщиков, как равный на равных: «Нет, несогласный. Что я один-то средь вас, стариков? Принимайте двоих. Мне товарищ нужен по годам. А силы у него не меньше, чем у меня». Старшой поворчал — другой бы в ноги поклонился, а этот условия выставляет. Стас и тут нашел, что сказать: «Кланяться, дядя, мы самому богу перестали, а тебе, рабочему человеку, за каким хреном нужны наши поклоны? Принимай и дело с концом». На том и порешили.
Рабочая школа… Она учила солидарности, стойкости и мужеству. Из нее Стас вынес любовь к трудовому человеку, ненависть к угнетателям, неприятие лести, угодничества, чинопочитания. В рабочей среде встретился Стас с людьми, которые дали ему в руки большевистскую листовку и газету, учили распознавать друзей и врагов, объяснили такие понятия, как классовая борьба, пролетарская революция, рабоче-крестьянское государство…
В дни Октября Стас и Максим добровольно записались в красногвардейскую дружину Лефортовского района. Получили оружие и встали на охрану революционного города. Пришлось побывать и под пулями.
Однажды им поручили обыскать особняк, где, как подозревали, спекулянты и мародеры устроили склад продовольствия. Явившись в дом, юные красногвардейцы обнаружили в нем лежащего на просторном диване старика. Объяснили, зачем пришли, предъявили документы, приступили к осмотру множества комнат и подсобных помещений. «Напрасно трудитесь, господа, — шаркал за ними старик, — живу здесь один. Жена давно умерла. Дети разлетелись по всему свету». «Извините, папаша, за беспокойство, — отвечал Стае, — ничего худого вам не сделаем. Посмотрим и уйдем».