Чел

– Обычная практика. Кто не жилец – это можно сразу понять – с тем не торопятся… Я продолжу?

– Пожалуйста…

– Диагноз: тяжелая сочетанная минно-взрывная травма. Оперативно проведены бедренные ампутации нижних конечностей и правой руки по плечо. На левой руке сохранились большой и указательный пальцы. Прочих нет. Возможно, это врожденная аномалия. Но не факт. Кисть сильно пострадала. Сложно понять… Другое. Ожоги глазных яблок. С полной и невосстановимой потерей зрения. Лицо обезображено. Кожные покровы выгорели. Множественная челюстно-лицевая травма… Смерть пострадавшего наступила в 0.11. На данный момент нет пульса и мозговой активности. Это по данным ЭЭГ и ангиографии. Полная мышечная атония21. Самостоятельное дыхание отсутствует. Обменные процессы не фиксируются. Документов нет. Опознание возможно только по генетической экспертизе…

Линер не выдерживает:

– Постойте… Я правильно понимаю. По данным объективного контроля – он мертв?

– Да.

– Тогда что мы видим?

– Я не знаю.

– Кто из нас врач?

– Я отвечаю за жизнь. За ее продление. О том, что есть после смерти, я знаю не более вашего. То есть ничего. Ну, если не сводить смерть к процессам разложения живых тканей. Их, этих процессов, кстати, в теле погибшего нет. Все остановилось.

– В 0.11?

– Именно.

– А вся эта штука на улице началась тогда же?

– Да. Вышла проветриться, а там листья шелестят и бабочки летают.

– Всё сразу – как сейчас?

– В целом – да. Сразу и всё.

– Как у него оказался смартфон?

– Это отдельная история. Тут у него был сосед. Не с теракта. Мальчик. «Парашютист». В смысле – упал с высоты. Множественные переломы. Позвоночник в том числе. Гарантированная неподвижность. Без вариантов. Когда в 0.11 сработал реанимационный монитор, в палате из персонала никого не было. Я по случайности оказалась рядом с дежуркой. Бегом сюда. Входим. А мальчик по палате ходит. Туда-обратно. Мы так в дверях и застыли. Нечасто увидишь поднявшегося на ноги паралитика. Он к окну подошел. Взял смартфон… который мы вообще-то, можно сказать, из груди вырезали. Оставили. Бывает, и по вещам опознают. Так вот, он берет смартфон и кладет ему его на одеяло. И тут только я замечаю. Палец движется, как будто пишет что-то. Как сейчас. Мальчик под этот палец смартфон и положил. А на мониторе пульса нет. Подумали – конвульсии. Но нет… Не конвульсии…

– А если предположить?

Линер хватается за соломинку.

– Даже если и допустить подобное, то не кажется ли вам, что это какие-то слишком упорядоченные конвульсии?

– Вы читали, что он пишет?

– Не вчитывалась. Но осмысленный текст налицо.

Линер задумывается. Проблемы множатся. Без видимых путей к их разрешению. Но надо что-то делать.

– Так… Глеб, давайте, приступайте. Кто тому, что по вашей части. Как эта штука работает и почему. Как, что и, может быть, кому он пишет. Ну и прочее.

– Есть.

– Я пока камерами займусь… Маргарита Анатольевна, судя по характеру ранений, он был в эпицентре взрыва?

Белая кивает:

– Да. Вероятнее всего, между ним и источником взрыва никого и ничего не было.

– Даже так? Хорошо – это весомо сужает круг…

Линер достает ноут и открывает записи с камер. Интересуется между делом:

– Что мы еще знаем? Пол, возраст?

– Молодой человек. Лет 16—17. Судя по состоянию тканей и внутренних органов.

– Раса? Национальность?

– Это сложно. Да невозможно. Волос нет. Лицо… Ну, вы понимаете… Белый. Все, что можно сказать.

Линер находит запись из вагона.

– Посмотрите. Вот, кажется, он. Характер повреждений? А?

Белая всматривается.

– Да, ноги на мышцах. Почти отрыв. Так его и привезли. И в целом… Да, он. Еще видите – руки на груди… Смартфон…

– Да, да. А руки что же – так и лежали до приезда к вам?

– Да, именно в этом положении. Их как свело. Я же сказала, эту штуку из груди вырезать пришлось.

– Документов, вы говорите, нет?

– Ничего. Да и других вещей, насколько я знаю, нет. От одежды клочки.

– Не богато… Что у вас, Глеб?

– Тут что-то… Я…

Он в явном замешательстве.

– Что Глеб? Проблемы? Это вам не серверы взламывать. Здесь люди.

– Да нет, товарищ майор, все понятно. Но непонятно, как такое возможно.

– Говорите.

– Короче, так. Смартфон не рабочий. Батарейка убита. «Мама» пашет, но она в таком состоянии, что никаких гарантий. Табло работает. Шлейфов22 никаких. От чего он заряжается? От рук его, что ли? Неясно. Ладно, это одна фича23, приняли. Но дальше вообще непонятки… Текст он набирает. Но «Ворда» нет. Ну, предположим, чатится. Аська или социалка какая. Но их нет. Вообще нет. К Сети не подключен. И тут еще одна беда вырисовывается, и это уж совсем клиника…

Спохватывается. Бросает взгляд на Белую:

– Ой, извините…

Белая улыбается.

– Ничего.

– В чем клиника? – настаивает Линер.

– Он с кем-то переписывается.

– Что значит «он с кем-то переписывается»?

– Ну, это диалог, товарищ майор.

– Вы же сказали – чата нет.

– Я сказал, что нет программного обеспечения. Нет условий для этого. Это какая-то… его сеть. И он с кем-то в ней общается… Вот смотрите, он пишет строчку… Палец зависает… Ждет… Видите – пошел текст? Но пишет-то его не он! Опять он… Вопрос? Опять замер… Ответ его… Пишут ему…

– Кто пишет? Откуда пишет?