Челленджер

– Верно, но есть моменты… эм… назовём их прозрением, когда впитываешь мир целиком и каждый миг творишь его заново. У тебя ж они были.

– Да, были. Были моменты, когда я видел звёзды, но вот момент прозрения, а в следующий момент зачесалась жопа, идиллия перекосилась, и звёзд уже не видно, хотя они, естественно, никуда не делись.

– Вот и отлично. Это первый шаг, а если уметь видеть звёзды не только урывками, то не окажешься в ситуации, где придётся погибать за "три ну". Погибнуть за "три ну" можно, лишь чрезмерно сосредоточив на них внимание, и позабыв об удивительном мире вокруг. Стоит научиться этого не делать, и тот факт, что чешется жопа, звёздам уже никак не помешает.

– Допустим… но это долгий путь, вероятно, действительно можно насобачиться продлевать эти состояния и со временем произойдёт качественное изменение…

– Это каждый сам выбирает. Можно идти долгим путём, регулярно погибать за "три ну", и только у разбитого корыта, когда выдохся и не способен продолжать метаться, – наконец видеть звёзды. А можно просто открыть глаза. Ничего не мешает сделать это в любой момент. Это твой выбор. Дверь в сказочный сад всегда прямо перед тобой, а ты тупишь, зажмурившись от ужаса. Но иногда даже сквозь плотно закрытые веки каким-то чудом пробивается луч истины,.. проскользнувший сквозь щёлочку скважины.

– "Лучик, проскользнувший сквозь щёлочку" – красиво, но неубедительно.

– Да, так и есть. Ты есть, сад есть, и глаза тоже есть. Дело за малым – осталось их открыть.

– Ага, купи слона.

– Да, купи слона!

Мы погрузились в изматывающий спор о том, есть ли некий духовный путь, или достаточно "просто открыть глаза". Где-то я это уже слышал… Темнота сгустилась, небо заволокло пеленой низких туч. Ветер усилился, окружающие звуки и запахи сделались более резкими.

– …научиться видеть сад без того, чтобы беспрестанно погибать за "три ну", – как ни в чём не бывало, твердила Майя. – Вот в чём фишка!

– Угу, – устало кивнул я, – и чтоб ничего нигде не чесалось.

– Да пусть чешется, это не должно мешать звёздам. Не надо ни с чем бороться. Путь – это преодоление препятствий, то есть – борьба, а борьба – в корне неверно.

– Ладно, хорош, уже пятый круг пошёл. Скажи лучше, а что, если нет никакого Намерения?

– Смотри, на Востоке они в один голос говорят, что есть, и…

– Но ты ж не они, или они? И без них уже никак?

– О'кей. О'кей, – Майя сдержанно улыбнулась. – Да, я видела звёзды, и я уверена, что Намерение есть.

– Почему?

– Спроси у камня.

– Я с камнями ещё как-то не научился общаться.

– Нет, просто эта каменюка, – она погладила его ладонью, – и есть ответ на вопрос. Вот оно – Намерение в чистом виде. Вот, потрогай.

– Намерение? Каменюку – я могу потрогать, а прикоснуться к Намерению мне гораздо сложнее.

– Нет тут ничего сложного, стоит ему свалиться на голову – сразу прикоснёшься.

– Да, я понимаю: в любой философской полемике, бейсбольная бита – неопровержимый аргумент.

Она рассмеялась.

– Вот именно, именно. Ощущение и есть лучшее доказательство.

– Ну серьёзно! Ощущения обманчивы. Даже на трезвую голову можно тако-о-ое почувствовать, a если что-нибудь употребить – недолго и вообще в чём угодно усомниться. Не то что Намерение, – многое становится неоднозначным. "Есть ли ты?", "Есть ли камень?" и, коли он есть, то "Камень ли он?" – вовсе не тривиально. Но давай не будем уж совсем… Допустим, что камень есть, но у него нет намерения… и вообще нет нигде никакого Намерения. Что тогда?

– Вот для этого и нужна бита. Как только жизнь берёт в руки биту, ты уже не спрашиваешь: "Есть ли бита?" и "Бита ли она?", всё моментально встаёт на свои места. Так же и со звёздами: стоит отсечь лишнее, и ясно виден свет, который ни с чем не спутать.

– Но острота ощущений не является признаком истинности. Субъективные переживания обманчивы вне зависимости от своей интенсивности.

– Обманчивы, но штука в том… и тут я уже не могу привести доказательств, но на Востоке говорят, что обманчивость присуща лишь половинчатым переживаниям. При истинном свете вопросы и потребность в доказательствах отпадают. Ведь вопреки своему скептицизму, ты ни разу не усомнился в том, что есть звёзды. Потому что целостность не оставляет места сомнению.

– Хороший ответ. Но… то они. А мы, во всяком случае я, ещё не вижу истинный свет. И поэтому, давай предположим, что Намерения нет.

– Ну… – она отвела волосы со лба, – давай предположим.

– Тогда что?

– Продолжаем… продолжаем открывать глаза. Ничего не изменилось…

– Куда открывать?

– Дальше.

– Куда дальше? На ложный свет?

– Да. А что? Глаза ведь по-любому стоит открыть. Ну нет счастья… – её голос сделался глухим и тихим. – Предположим… Ну нет, что ты будешь делать…

– И… Что тогда? – также понижая тон, спросил я.