Челленджер

– Так, девушки, время позднее, как бы ни было приятно ваше общество, пора закруглять этот импровизированный митинг воинствующих феминисток. Голливуд неподалёку, думаю, там гастроли с этим вашим концертным номером будут куда как уместней.

– Без тебя нам никак, – парирует Майя. – Разве что ещё за какой-нибудь твоей подружкой заехать… А где, кстати, обретается Ирис? Может, её прихватим.

– Ирис – это работа. Ра-бо-та. Майя, мы же договаривались её не впутывать.

– Вообще-то, я с тобой ни о чём не договаривалась. Но… так уж и быть.

– Благодарю, – кланяюсь я. – Девушки, серьёзно, мне рано вставать. Спасибо вам, было очень занимательно. Заходите ещё.

– Ненавижу тебя! – выкрикивает Домохозяйка, ринувшись к двери. – Сволочь!

– Кхм… Ты пакет забыла, – напомнил я.

Спохватившись, она круто оборачивается, обжигает меня презрительным взглядом, и я запоздало жалею, что не промолчал.

– Гад, гад… – бормочет Келли, топая по лестнице. – Как же я…

Вскоре она появляется, сжимая в одной руке злосчастный пакет, а в другой – подозрительно дымящего плюшевого бобра. Спустившись, она кидает его на кресло, и обивка тут же принимается тлеть, отвратительно чадя.

– Тут всё, что от тебя осталось, – мстительно скрежещет Келли, высыпая туда же содержимое мешка: забытую мной рубашку, пару фоток и какие-то мелочи.

– Ой, а у меня такой же, – вздыхает Джейн, заворожённо наблюдая за разгорающимся пламенем. – Он подарил мне на День влюблённых.

– Какой День влюблённых, приди в себя! – не выдержал я. – Мы осенью познакомились.

– Разве это существенно? – вяло отзывается она. – Просто "День влюблённых" звучит трагичней.

Я развожу руками, не зная, что противопоставить такой логике.

– Никакой фантазии, – язвительно констатирует Майя. – Уверена, и с Ирис без бобра не обошлось.

– Ты что, издеваешься? – снова заводится Келли. – Это мерзко. Так меня ещё никто не унижал! Не мог выбрать личный сувенир? Всем раздал одинаковые?

– Да вы что?! – ору я, теряя самообладание. – Что значит мерзко?! Какой ещё личный подарок?! Вон, в углу целый ящик этого добра.

Банда бобров ядовитой расцветки была всучена мне ещё пару лет назад знакомым горе-бизнесменом, чьи предпринимательские потуги не увенчались успехом, а остатки товара так и валялись у приятелей.

– Вы что, совсем рехнулись? Ни хрена я никому не дарил. Вы ж сами их выпросили! Вот вам и одинаковые бобры!

Но озверевшая Домохозяйка уже ничего не слышит, она жаждет расправы. Прошествовав на кухню, она принимается методично извлекать недобитую посуду и мрачно, без прежнего воодушевления, крушить её об пол. Тем временем комната заполняется едким дымом и запахом гари, но я не спешу переключиться на тушение пожара, опасаясь упускать из виду беснующуюся Келли. Впрочем, кухонная утварь вскоре заканчивается, и, обведя опустошённым взглядом плоды своих стараний, она удаляется, сохраняя гробовое молчание.

Я принимаюсь метаться, выискивая уцелевшую ёмкость, чтобы набрать воды для ликвидации источника возгорания, как вдруг за спиной слышится шипение. Оборачиваюсь и вижу Майю, поливающую кресло минералкой. Опомнившись, я сажусь, прислоняюсь к стене и в изнеможении наблюдаю, как она опорожняет одну бутылку за другой, пока кресло полностью не пропитывается влагой, и вокруг не образовывается лужа с разводами сажи и обрывками обугленной ткани.

– Красиво горело… – траурно произносит Джейн в пространство.

Мы с Майей переглядываемся. Она качает головой, намекая на мой незаурядный талант в выборе женщин.

– Я вообще зашла сообщить, что у меня появился молодой человек, – бесцветно вымолвила Джейн, наблюдая, как падающие лоскутья пепла бесшумно растворяются в мутном болоте. – Прощай, милый.

Она поворачивается и идёт к выходу, осторожно переступая через осколки. На этом дебош заканчивается, и мы остаёмся одни. Я так и сижу, обхватив голову, а Майя растерянно оглядывает разгромленное помещение.

– Ну что, Майечка? Довольна? – утомлённо усмехаюсь я. – Почудила на славу?

– Погоди, кажется, сверху ещё тянет гарью.

Я принюхиваюсь, вскакиваю и, ввинтившись по лестнице, обнаруживаю, что Келли подожгла кровать. Но полусинтетические простыни горят плохо, и кроме тучи дыма, не представляют реальной опасности. Спихнув разбитый лэптоп, переворачиваю матрас на каменный пол и, убедившись, что огонь задохнулся, плетусь вниз.

– Мне пора, – тускло говорит Майя. – Открой окна, пусть проветрится…

У двери она застывает в нерешительности, будто собираясь что-то добавить, но, помедлив, так ничего и не произносит. По её лицу пробегает тень, Майя смущённо улыбается и, отвернувшись, покидает поле отгремевшего сражения.

Я опускаюсь на чудом уцелевший диван, а в перекрестье окна, вспучившись грязно-багровой зарёй, набухает новый день…

Глава 23