Челленджер

Поздним утром на подъездах к Фримонту[54] я решаю остановиться перекусить и попадаю в торговый арт-центр. Там пасторальная атмосфера, повсюду натыканы фикусы в кадках, а по стенам картины безруких художников. Кто покупает такой хлам – неясно. С потолка доносится тихая музыка. Настолько тихая, что не разобрать, кто именно играет. По павильону чинно променадятся пенсионеры. Подолгу пялятся на эту, с позволения сказать, живопись, и перешёптываются, делясь впечатлениями. И в этой юдоли мещанского благолепия – я, в салатовых шароварах, оранжевой майке и глазами на лбу.

Я расколбашен вдрызг, ввиду недельного недосыпа, отходняка от фестиваля и ночи за рулём, а посему мои реакции резки и весьма утрированны. Чувствуя это, я пытаюсь себя сдерживать, отчего моё поведение, должно быть, выглядит ещё комичней. Поднимаясь на эскалаторе, высматриваю подходящую забегаловку и прямиком направлюсь к цели. Подойдя, плюхаюсь в кресло и раскидываю руки на соседние спинки.

– Я хочу завтрак! – взбудоражено вскидываюсь я, завидев официантку.

– Погоди, – стройная негритянка смеряет меня взглядом. – Видишь, я тут…

В её руках поднос с корзинками сахара, салфетками и какими-то штучками.

– А, ну да… – отзываюсь я с той же неадекватной бодростью. – Но я уже хочу.

Ага, они только открылись – проявляю я чудеса проницательности, продолжая рассматривать девушку. Её чёткие, точные движения мне импонируют.

– Ты что, с Burning Man? – выдаёт она, закончив обсахаривать столы.

Я ошарашенно озираюсь, как Штирлиц, которого Мюллер только что поздравил с днём Красной Армии.

– Итак, вы уже хотели завтрак? – продолжает она, не дав опомниться. – Не так ли?

Я киваю, она записывает заказ и удаляется, накрепко завладев моим вниманием. Она высокая, с короткой стрижкой. На эту тему у меня особый фетиш – в грации женщин с короткими волосами больше свободы и изящества. Им не приходится при каждом повороте головы думать о своей гриве, что придаёт пластике движений некую скованность и манерность. Правда, в ответ на эту теорию Шурик заявил, что я латентный гей.

– Принести льда? – спрашивает она.

Очередной гениальный ход подкупает окончательно. Беру кубик и, закрыв веки, начинаю водить по лбу и вискам. В моём состоянии – это непередаваемое блаженство. Когда я открываю глаза, рядом со мной стопка салфеток.

При появлении завтрака я на некоторое время забываю обо всём.

– Двойной эспрессо и, если можно, убрать этот свинюшник, – говорю я, расправившись с едой.

Незатейливая шутка вызывает улыбку, и я пару раз ловлю её взгляд. Вокруг стола степенно расхаживает голубь, а она нравится мне всё больше и больше. Никакой косметики, на тонких запястьях по элегантному браслету, в ушах, в тон им, точечки серёжек.

– To go?[55] – спрашивает она.

– Нет, я на тебя ещё полюбуюсь.

Чем дольше я к ней приглядываюсь, тем яснее понимаю, насколько она тут неуместна. Впрочем, как и я. А девочка явно непростая, с чёртиками. Я прикидываю несколько вариантов вступительных фраз и решаюсь.

– Как бы ты поступила, будь это сценой из такого… мм… иронично-дерзкого романа, – говорю я, подозвав её. – Главный герой заваливается позавтракать, во хмелю после Burning Man, а тут ты, то есть героиня, у неё только начался рабочий день – и на тебе. Он произносит эту самую реплику. И?

Она несколько замешкалась.

– Предположим, он тебе нравится, – припечатываю я, лишая её возможности отвертеться, – и ты в принципе не прочь.

Она выдерживает паузу, пристально рассматривая меня, будто колеблясь. Я улыбаюсь во весь рот, гордый удачным дебютом.

– Это у тебя такое начало романа? – произносит она скептически.

– Не, ну почему… скажем середина.

– А герой, стало быть, писатель?

Чувствуется, что ей не терпится сбить с меня эту самодовольную спесь.

– В каком-то смысле… Наш герой – художник. Он творит в широком понимании. Старается, чтобы каждое действие, любой поступок был… мм… – я изображаю витиеватый жест, – проникнут творческим вдохновением.

– И что, эта сцена войдёт в роман?

– Вопрос в том, способна ли героиня сделать достаточно сильный ход.

– Похоже, с читателем, добравшимся до середины такого романа, должно быть что-то не так.

– Давай оставим читателя, ты увиливаешь от основной сюжетной линии.

У неё мягкий французский акцент и поразительные голубые глаза.

– Знаешь… – она опирается двумя пальцами о спинку стула и слегка подаётся ко мне. – Не я буду симпатичной официанткой в твоей книжке, это ты попал в мои сети и пока производишь совсем неоднозначное впечатление… Не исключено, что ты сгодишься на роль… мм… – она передразнивает мой жест, – забавного клоуна. Я как раз думала разнообразить сюжет эдаким шутом.

– Идёт, – я делаю реверанс, подметая пол пером воображаемой шляпой. – Шута – вряд ли, а вот роль забавного клоуна меня вполне устраивает.

Затем беру в зубы цветок из вазочки, становлюсь на руки и, балансируя согнутыми ногами, обхожу вокруг стола.

– Hey, Zoe! – раздаётся раздражённый окрик. – Молодой человек, это общественное заведение, а не цирк. Будьте добры вести себя подобающе.