Челобитные Овдокима Бурунова

В Нерчинске, последнем русском городе на пути в Китай, все товары, включая частные и казенные, оценили, и оказалось, что их стоимость немногим более двухсот двадцати тысяч рублей. Только на дорогу из Нерчинска в Пекин у каравана ушло около пяти месяцев. В Пекине выяснилось, что аккурат перед приходом русского каравана прибыл прошедший через степь бухарский караван с обскими мехами. С руками русские товары никто не отрывал. Тем не менее все было продано или обменено, и назад караван Саватеева, нагруженный китайскими товарами, двинулся уже другим, более коротким путем, через Монголию, и через каких-нибудь семьдесят дней достиг Иркутска. До Москвы Иван Прокофьевич добрался только в 1705 году. Петр Алексеевич купчину Гостиной сотни Саватеева за успешный провод каравана в Китай и обратно наградил. Пожаловал ему серебряный позолоченный кубок с двуглавым орлом на крышке. По краям кубка было вычеканено: «Божиею милостию Великий Государь царь и Великий князь Петр Алексеевич и всея великия и малыя и белыя России самодержец пожаловал сим кубком весом в 3 ф. Китайского отпуска купчину гостиной сотни Ивана Прокопьева, сына Саватеева, за многорадетельную его службу, что он учинил в нашу Великаго Государя казну в покупки и продаже товаров прибыли 53796… Дан на Москве из Сибирскаго приказу лета от Р. X. 1706 июля в 9».

Через два года Саватеев снова повел торговый караван в Китай по царскому указу. В 1710 году его караван достиг Иркутска, а еще через год снова прошел через Иркутск, но уже на обратном пути. Этот его караван принес казне чистой прибыли на двести двадцать три тысячи пятьсот рублей девятнадцать алтын и две деньги, что составляло примерно одну четырнадцатую всех государственных доходов в 1711 году. И снова Саватеев был награжден. Кроме серебряного кубка весом в три килограмма царь Петр дал ему тысячу рублей жалованья. Еще и десять аршин материи по шести рублей аршин, еще и две пары соболей по сорока рублей. На память от того похода остался жить в доме Саватеева среди других его работных людей мальчик «мунгальской породы», которого Иван Прокофьевич привез из Китая или из Сибири.

Похоронили Ивана Прокофьевича в Лальске, на кладбище, которое когда-то было при Воскресенском соборе. При Екатерине Второй кладбища при церквях в уездных городах были запрещены, и то, на котором был похоронен Саватеев, пришло в запустение, а при советской власти его и вовсе раскопали, когда прокладывали водопровод. При строительстве натыкались на следы могил, но в которой из них был похоронен Иван Прокофьевич… Могилы, конечно, не воротишь, но памятник Саватееву способствовал бы много к украшенью Лальска. Стоял бы бронзовый Иван Прокофьевич на высоком постаменте на берегу Лалы и указывал простертой рукой в направлении Китая, а у ног его поместить на барельефах фигурки навьюченных лошадей, верблюдов, лодки, на которых караван плыл по рекам, тюки с тканями, ящики с китайской тушью, мешки с чаем, фарфоровые чайники, чашки…

Ну что толку мечтать о памятнике. Нет его и вряд ли будет. Китайских товаров вокруг пруд пруди, а памятника не будет. Вот только заметим, что в Эрмитаже, в коллекции вещей Петра Первого, сохранился шлафрок из голубой камки конца восемнадцатого века с орнаментом в виде виноградной лозы с гроздьями и зверьками. Как знать, может, эту самую голубую камку привез царю из города Пекина Иван Прокофьев сын Саватеев.

Да еще в фондах Лальского районного историко-краеведческого музея хранится старый, пришедший в негодность стихарь. Его несколько лет назад передали музею из лальского Воскресенского собора среди вороха других пришедших в негодность церковных одежд. Вышиты на нем два изящных тонконогих журавля в золотом небе с синими тучами, красные цветы, листья… Только представьте себе гулкий и просторный собор, необъятных размеров дьякона с огромной бородой, который возглашает таким басом: «Вонмем…» или «Покайтесь, вам скидка выйдет!», что у журавлей на его стихаре со страху подгибаются коленки. Конечно, нет никаких доказательств того, что ткань для этого стихаря привез один из караванов, которые водил Саватеев. Нет и доказательств того, что кто-то из его родственников или даже он сам принесли в дар собору эту «парчу китайскую с орлами и травами», как значилось в описи, но думать так никто нам запретить не может.

Из погоста в посад