Челобитные Овдокима Бурунова

Нельзя сказать, что городские власти об училище не заботились. Ему ассигновали сто десять рублей в год, но родители все равно не желали отдавать детей в обучение «по неприлежности и нерадению к учению учителя Смирнова». То ли он беспрестанно нюхал табак, то ли пил, то ли бил детей по рукам линейкой, то ли посылал их в мелочную лавку за табаком и водкой, то ли делал все это вместе. В конце концов после приезда генерал-губернатора Смирнова уволили и на его место назначили учителя из Сольвычегодска Мудрова. Назначение нового учителя, быть может, и помогло бы, но… через три года после его назначения городское общество постановило по неимению городских доходов, по «скудости мещанства» и по малочисленности купечества просить власти перевести лальское училище в другой город или принять его содержание на счет Приказа общественного призрения. Через год училище закрыли, а учителя Мудрова перевели в Сольвычегодск. Когда закрывали училище, то в нем оказалось полтора десятка учеников.

Зато без трактира Лальск не обошелся. На запрос Наместнического правления о том, «сколько в здешнем городе пристойно и должно состоять трактиров», общество отвечало, что хватит одного или двух. При том что в городе уже имелся трактир питейного откупщика Пашкова, в котором можно было купить водки, виноградного вина, английского пива, легкого полпива, кофе, чаю, шоколаду и разрешалось курить табак.

В 1790-м горожане Лальска «по случаю прихождения многих домов в городе, особенно крыш на них, в ветхость» обратились к вологодскому генерал-губернатору с просьбой разрешить им для ремонта использовать запрещенный топорный тес. Его еще Петр Алексеевич запретил использовать, поскольку отходов от использования такой, с позволения сказать, технологии было куда больше, чем собственно продукции. Аргументов в пользу топорного теса жители Лальска нашли несколько – и пильных мельниц у них нет, и ближайшая мельница в трехстах верстах от Лальска, и пилами никто не умеет пользоваться, и самое главное, «в здешней стороне такое состоит большое лесное излишество, против прочих мест, что никогда их прирубить, или иметь когда-либо в них оскудение не можно…». Вот это никогда и наступило через двести с небольшим лет. Кончилось излишество. Прирубили и оскудели. Лесовозы из Лальска в Лузу идут и идут, а из Лузы по железной дороге идут и идут поезда с лесом. И кабы везли только толстые бревна – везут и тонкие, диаметром едва десятка два сантиметров, а то и меньше.

Генерал-губернатор отказал лальчанам в их просьбе. Дело в том, что ремонтировать дома, построенные не по утвержденному плану города (а многие дома именно так и были построены), он разрешить не может, а что касается использования топорных досок вместо пильных из-за того, что поблизости нет лесопилок, – так это и вовсе «не может быть принято ни в малейшее уважение». Пилите ручными пилами – посоветовало начальство.

Насчет скудости мещанства и малочисленности купечества лальчане не обманывали. В 1794 году была проведена ревизия, и оказалось, что в Лальске осталось всего тридцать два купца мужского пола и двадцать шесть женского. По сравнению с первой половиной века… Нечего и говорить о первой половине века.

По скудости городского мещанства и купечества решили строить не каменный, а деревянный гостиный двор взамен обветшавших лавок. Городская дума просила у губернатора на это разрешение.

В 1790 году ни с того ни с сего случилось единственное в истории Лальска землетрясение. В описи Воскресенского собора об этом событии сказано: «Мая с 24 на 25 число по полуночи в 4 часу трясение или колебание земли здесь в г. Лальске весьма чувствуемо было; кратко, а сильно; так аки бы волнами от запада к востоку провождало, на подобие волн землю колебало». Надо думать, что большинство лальчан это землетрясение просто проспало.

В том же году купец Афанасий Максимов объявил городской думе, что его покойная сестра Татьяна Юрьева, та самая, что завещала пятьсот рублей местной богадельне, передала ему перед смертью тысячу рублей на постройку на городском кладбище каменной церкви во имя Успения Божией Матери. Из этих денег он уже истратил четыреста рублей на кирпич и камень, но полагает, что оставшейся суммы будет недостаточно для строительства церкви, и просит городские власти привлечь пожертвования крестьян окрестных сел и деревень, состоящих в приходах лальских городских церквей. Деньги собрали, церковь построили, и до сих пор она стоит на городском кладбище.

При всей ограниченности средств в 1792 году все же смогли сделать деревянную мостовую из брусьев длиной почти в шестьсот саженей или в тысячу триста метров. Причем делали мостовую вскладчину все домовладельцы: крестьяне – тридцать саженей, духовенство – тридцать пять саженей, чиновники и военные – двадцать четыре сажени, а все остальное пришлось на долю купцов и мещан.