Челобитные Овдокима Бурунова

Прослужил Ржевский в Нежине целых пять лет и уехал в Великий Устюг. После его отъезда нежинский протопоп Симеон Адамович писал в Москву ближнему боярину Артамону Матвееву: «Присылайте воеводой в Нежин доброго человека… давайте нам такого, как Иван Иванович Ржевский: и последний бы с ним теперь за великого государя рад был умереть». Иван Иванович похоронен в Болхове, в Спасо-Преображенском соборе. До Ржевского собор был деревянным. На его средства в 1671 году возвели каменный. Через сто семьдесят лет этот собор разобрали и построили на его месте новый – больше и краше. Самое удивительное, что, несмотря на перестройку, сохранилась надгробная плита над могилой Ржевского, вмурованная в один из столпов нижнего яруса двухэтажного собора82.

На этом история об Иване Ивановиче Ржевском должна была бы кончиться, но она продолжилась. У Ивана Ивановича было четверо детей – трое сыновей и дочь. Сыновья, понятное дело, все воеводы. Они и появлялись на свет с криком «Ура!», уже в кольчугах молочной спелости и с крошечными шпорами на розовых пятках. У одного из них, Алексея, родился сын Юрий, но уже не воевода и окольничий, как можно было бы подумать, а капитан-поручик, вице-губернатор Нижнего Новгорода и действительный статский советник. У Юрия Алексеевича родилась дочь, Сарра Юрьевна, которая вышла замуж за Алексея Федоровича Пушкина и в свою очередь родила дочь Марию Алексеевну Пушкину (Ганнибал), родившую в свою очередь дочь Надежду, а Надежда подарила нам всем наше все – Александра Сергеевича Пушкина, и тогда Марья Алексеевна стала бабушкой нашего всего, а Сарра Юрьевна – прабабушкой, а Юрий Алексеевич Ржевский – прапрадедушкой, а… воевода и окольничий Иван Иванович Ржевский блинами не торговал, царских сапог не ваксил, но был убит при осаде Чигирина турецкой гранатой.

В Болхове есть еще и улицы Большая Ржевская и Малая Ржевская, и я бы с удовольствием написал, что собор находится на одной из них, но нет. Он стоит на улице Красная Гора, что не так уж и плохо, если вдуматься. Обычно-то у нас соборы стоят то на площадях Ленина, то на улицах Свердлова или Ворошилова, а то и на перекрестках улиц Розы Люксембург и Клары Цеткин.

«Главнейшие их промыслы суть кожевенные и юфтяные…»

Вот теперь вернемся к запискам священника московской церкви Покрова Пресвятой Богородицы Иоанна Лукьянова, проезжавшего через Болхов в 1701 году по пути в Иерусалим. В написанных им путевых заметках под названием «Хождение в Святую землю» читаем: «Град Болхов стоит на реке на Угре на левой стороне на горах красовито. Город древянной, ветх уже; церквей каменных от малой части; монастырь хорош, от града якобы поприще; рядов много, площадь торговая хороша; хлеба много бывает, а дровами скудно сильно…» Обычно на этом самом месте болховские краеведы, пишущие о родном городе, цитату обрывают и рассказывают о том, как обветшали крепостные стены, как проходила торговля хлебом, про множество красивых церквей, а у цитаты между тем есть и окончание: «…Люди в нем невежи, искусу нет ни у мужеска полу, ни у женска, не как Калуга или Белев, своя мера, дулепы». Обидные слова. В примечаниях к запискам Иоанна Лукьянова, напечатанных в 1863 году в журнале «Русский архив», написано, что «Дулёбый во Владимирской и Рязанской губ. Значит косой, разноглазый». Иоанн Лукьянов был, наверное, очень востроглаз, поскольку провел он в Болхове всего день и успел заметить очень многое, включая отсутствие вкуса у жителей обоего пола и косоглазие. И еще в примечаниях добавлено, что странное это прилагательное могло происходить от самоназвания славянского племени, жившего в этих местах в раннем Средневековье. Да хоть в позднем. Все равно обидно, тем более что Лукьянов о жителях соседнего Белева написал: «В Белеве люди зело доброхотны, люд зело здоров и румян, мужеск пол и женск зело крупен и поклончив». Лицо духовное, а туда же – «женск пол крупен и поклончив».