Человечье сердце (СИ)

Наконец, в Галактике блуждали миллионы и самих землян. Многие из которых даже и не помнили, что Земля — их Родина. Другие боялись вернуться. Третьи вернуться стремились — и не могли. Четвёртые просто хотели вернуться как можно скорей. Именно для работы с ними со всеми и была создана Комиссия Плутон, даже Сашка слышал о ней. Слышал ещё до того, как решился… нет, вообще до того, как задумался о Земле.

…Внутри к его удивлению оказалась не одна комната, а снова большой и довольно шумный коридор с десятком дверей на каждой стороне. Шумным коридор был от того, что в нём не только сидели на удобных мягких диванах вдоль украшенных пейзажами палевых стен люди, но ещё и от того, что не меньше десятка маленьких детей играли в дальнем конце, где стояли несколько деревьев в кадках и располагалась крохотная, но симпатичная спортивная площадка. Правда, ещё больше детей, в том числе и такого же возраста, жались ко взрослым. Помимо этого, орали двое малышей. И в завершение всего под потолком светился экран, на котором высвечивались цифры, дублировавшиеся женским голосом — он то и дело просил "при наличии талона номер такой-то пройти в кабинет номер такой-то" — и над одной из дверей (как правило, в этот момент она распахивалась и оттуда кто-то выходил) начинал пульсировать зелёный сигнал.

Сашка не то чтобы растерялся — просто он совершенно не ожидал такого. Слегка удивлённо он оглядывался кругом, не в силах привыкнуть к мысли, что он, оказывается, и правда не один такой, и загадочная комиссия, почему-то названная (он уточнял) по имени невзрачной окраинной недопланетки Солнечной Системы, похоже, завалена работой. Это подбадривало, но и настораживало — Сашка не любил, когда что-то куда-то приманивает разных существ, высока вероятность ловушки или обмана.

Из двери рядом с ним вышла — спиной — женщина с двумя детьми, мальчиком лет пяти и девочкой чуть постарше. Дети цеплялись за материнские локти, а женщина плакала, улыбалась и всё норовила поклониться внутрь кабинета, но тут же явно сама себя одёргивала. В руках, сжатых перед грудью, она держала пластиковую карточку. Закрыв наконец дверь, она скользнула по Сашке (за её спиной вошёл внутрь хромающий молодой мужчина с напряжённым лицом) невидящим взглядом, но потом моргнула и сказала голосом, исполненным недоверия и в то же время тихого счастья:

— Сразу всё дали. Понимаете, сразу. И мне и им, — она уронила карточку (Сашка поймал её на лету стремительным движением и подал обратно), обняла детей. — А они ведь Земли и не видели… они у меня родились в… в… — она уже не обняла, а просто-таки притиснула к себе ребятишек, потом взяла карточку судорожным движением, пошла прочь, ведя детей и что-то шепча, немного похожая на счастливую сомнамбулу.

До Сашки дошло, что зря он стоит просто так. Наискось ближе всего сидел парень его лет — нехорошо худой, с полными недоверия и злости глазами. Но слева и справа к нему приткнулись ещё трое мальчишек лет по 5-10, они спокойно спали, губы у всех троих были в крошках и каком-то соусе.

— Тут где-то надо записаться? — деловито спросил Сашка. Парень смерил его взглядом, помолчал, потом словно бы нехотя, но вполне вежливо ответил на куда более чистом, чем у Сашки, русском:

— Вон, позади тебя, в стене — автомат. Просто кнопку ткни.

Сашка поблагодарил кивком, про себя ругнувшись, повернулся. В стене и правда мерцал экран — серебристо-серый, вогнутый — и под ним единственная белая кнопка и узкая щель. Кнопка была отчётливо вогнута тоже — и не сама по себе, её стёрли касания. Он нажал кнопку — и наружу выскользнул маленький белый листок с цифрами "57-4", а тот же голос, но исходящий из экрана, его уведомил, что следует дождаться вызова по талону номер 57 и пройти в кабинет 4. Если же есть какие-то предварительные вопросы — следует приложить ладонь к экрану и отчётливо озвучить их на любом языке.

Предварительных вопросов у Сашки не было. Он отошёл от аппарата, помедлил, прошёлся по коридору, с интересом разглядывая картины — это были именно картины, не снимки. Пейзажи и только пейзажи. Красивые. Сашка бывал на ботанически геоморфных планетах, многие растения казались знакомыми, уже виденными… вот только — когда и где? Может, в детстве, когда он жил… жил дома? Или всё-таки из его… путешествий?

Он усмехнулся — "путешествий". Ну да. Прошёл поближе к площадке, посмотрел, как барахтаются, кувыркаются и вопят дети. Подумалось: а ведь он никогда не играл вот так. Вообще — играл. Даже в самые страшные дни находились и время, и желание. Но не так, нет. С оглядкой. И тихо. По крайней мере, помнилось только такое. Когда его взял к себе кен ло Артан — он был уже слишком взрослый. Или казался себе таким, какая разница… А, может быть, случись та неожиданная свобода на пару лет раньше — и он бы снова научился играть вот так, как эти? Ведь ты не знаешь, Сашка, какое у них было ещё недавнее прошлое. Может быть, не слаще твоего?