Человеческая комедия

Решившись на все, чтобы добиться цели, она не знала еще, как поступить с этим человеком, но прежде всего она жаждала уничтожить его социально. К вечеру третьего дня их пребывания в Гроле она почувствовала, что, несмотря на все свои усилия, ей не удается более скрыть неуверенности в успехе затеянной ею игры. Ей захотелось побыть одной, она поднялась к себе, присела к письменному столу, сбросив личину спокойствия, которую все эти дни носила перед графом Шабером, - так актриса, закончив мучительный пятый акт, без сил возвращается со сцены и, полуживая, падает в кресло, оставив зрителям образ, на который она уже ничем не похожа сейчас. Графиня принялась дописывать письмо Дельбеку, в котором она поручала ему сходить к Дервилю, затребовать у него от ее имени все бумаги, касающиеся полковника Шабера, снять с них копии и немедленно явиться в Гроле. Едва она успела закончить письмо, как услыхала в коридоре шаги полковника, который, обеспокоившись ее отсутствием, пошел на розыски.

- Увы! - воскликнула она, как будто разговаривая сама с собою. - Как мне хотелось бы умереть! Мое положение непереносимо.

- Что с вами? - спросил добряк.

- Да нет, ничего, - ответила графиня.

Она встала и, оставив полковника одного, спустилась вниз, чтобы переговорить без свидетелей со своей горничной, которой она велела ехать в Париж, наказав ей вручить письмо в собственные руки Дельбеку и привезти это письмо обратно, как только управляющий прочтет его. Потом графиня вышла в сад и уселась на скамью, на самом виду - так, чтобы полковник при желании мог тут ее найти. Шабер, который уже разыскивал графиню, подошел к ней и сел возле нее.

- Розина, что с вами? - спросил он.

Она ничего не ответила. Был чудесный спокойный июньский вечер, в такие часы в сладчайшей неге заката разлита скрытая гармония. Воздух был чист, стояла глубокая тишина, можно было слышать доходившие из отдаленной аллеи парка детские голоса, как бы дополнявшие своей мелодией возвышенную прелесть пейзажа.

- Вы не отвечаете? - продолжал полковник.

- Мой муж… - начала графиня и тут же замолчала; она сделала какой-то неопределенный жест и, покраснев, спросила: - Как мне называть при вас графа Ферро?

- Называй его мужем, малютка, - ответил добродушно полковник. - Разве он не отец твоих детей?

- Хорошо, - продолжала графиня. - Если господин Ферро спросит меня, что я провела здесь несколько дней с глазу на глаз с каким-то незнакомцем, что я ему скажу? Послушайте, сударь, - сказала она, приняв величественную позу, - моя судьба в ваших руках, я подчиняюсь всему…

- Дорогая моя, - ответил полковник, беря свою жену за руки. - Я решил всем пожертвовать ради вашего благополучия.

- Но это невозможно! - воскликнула она, судорожно вздрогнув. - Подумайте только, ведь вам придется отказаться от самого себя и притом с соблюдением всех формальностей.

- Как, - спросил полковник, - разве моего слова вам недостаточно?

Слово “формальности” поразило полковника в самое сердце, пробудило в нем невольное подозрение. Он бросил на свою жену взгляд, заставивший ее покраснеть. Она опустила глаза, и полковник Шабер со страхом подумал, что ему, быть может, придется ее презирать. Графиня испугалась, что она оскорбила суровую чистоту, неподкупную честность человека, чей великодушный характер и врожденное благородство были ей так хорошо известны. Хотя тень этих мыслей омрачила их лица, вскоре между ними установилось доброе согласие. И вот как это произошло. Издалека донесся детский крик.

- Жюль, оставь в покое сестрицу! - воскликнула графиня.

- Как, ваши дети здесь? - спросил полковник.

- Да, но я запретила им докучать вам.

Старый воин оценил всю тонкость, всю глубину женского такта, выразившегося в этом очаровательном поступке, и припал к руке графини.

- Пусть они подойдут сюда, - сказал он.

Маленькая девочка бросилась к матери, чтобы пожаловаться на брата.

- Маменька!

- Маменька!

- Это он!

- Нет, она сама…

Детские ручонки тянулись к матери, детские голоса рассказывали о чем-то наперебой. Эта неожиданная сцена была трогательна.

- Бедные дети! - воскликнула графиня, не сдерживая больше слез. - С ними придется расстаться. Кому их отдаст суд? Сердце матери не поделить на части, я хочу, чтобы их оставили мне!

- Это из-за вас маменька плачет? - спросил Жюль, бросая на полковника гневный взгляд.

- Жюль, замолчи! - повелительно воскликнула графиня.

Дети стояли неподвижно, молча рассматривая мать и незнакомца с неописуемым любопытством.

- О, пусть меня разлучат с графом, - продолжала графиня, - но пусть мне оставят детей, я согласна на все…

Этот решительный ход увенчался полным успехом, на что графиня и рассчитывала.

- Да, - вскричал полковник, как бы продолжая начатую мысленно фразу, - я должен возвратиться в могилу, я уже думал об этом!