— Дорогие дамы, — сказал он. — Мы, рядовые нашей прославленной демократической армии и ваши покорнейшие слуги, которые сегодня находятся здесь и надеются быть здесь и завтра, от души благодарим вас за ваши прелестные личики, исполненные такого совершенства и в засуху, и в дождь, каковой мы наблюдаем в текущий момент. Разрешите мне представить вам моих товарищей и ваших преданных почитателей. Вот Техас — правда, он не из Техаса, а из штата Нью-Джерси. А это Лошадка — он как раз из Техаса. Моя кличка — Толстяк, я из голодного края. И больше всего одолевает меня голод по обществу прекрасных девушек. Как вы на это смотрите?
— Ну что же, — сказала Бесс. — Мы шли в кино.
— В кино! — трагическим голосом воскликнул Толстяк. — А позволено ли нам, солдатам, которые сегодня здесь, а завтра там, сопровождать вас, девушки, в кино? Сегодня — день, и завтра — день, но завтра мы должны вернуться в казармы, к ужасному, но неизбежному ремеслу войны, к святой задаче уничтожения того смертоносного микроба, который тщится погубить человеческую свободу. Сегодня мы — ваши братья, заброшенные в дальние края и такие одинокие. Хотя нам и положено гордиться своим положением, нам очень тоскливо, ибо Итака — не родная наша земля. Я попал в мундир американского солдата прямо из закоулков свирепого города Чикаго, раскинутого на сладостной земле Иллинойса. Верните меня хоть мысленно в родимый мой штат и город, а братьев моих в родные им места. Будьте снисходительны к нашей униженной просьбе, ибо мы с вами одна семья, одно человечество, но, если бы не война, могли бы так никогда и не встретиться. «Сей миг — дитя благих времен…»
Солдат, которого звали Толстяком, поклонился, а потом выпрямился снова.
— Каков же ваш приговор? — спросил он.
— Как ты думаешь, он ненормальный? — прошептала Мэри.
— Нет, — ответила Бесс. — Ему просто тоскливо. Давай пойдем с ними в кино.
— Хорошо, но скажи ему об этом сама. Я не сумею.
— Мы согласны, — сказала Бесс солдату.
— Благодарю вас, милые дамы, — сказал солдат, которого звали Толстяком. — Спасибо.
Он предложил руку Бесс.
— Значит, пошли?
— Сперва мне надо отнести брату ужин, — сказала Бесс. — Он работает в телеграфной конторе. Это отнимет у нас только минутку.
— На телеграфе? — спросил солдат по прозвищу Толстяк. — Тогда и я пошлю телеграмму.
Он спросил товарища:
— А ты, Техас?
— Сколько стоит телеграмма в Нью-Джерси?
— Куда дешевле, чем ее будут ценить те, кто ее получит, — сказал Толстяк.
Он обернулся к третьему солдату:
— А ты, Лошадка?
— Угу, — сказал солдат по прозвищу Лошадка. — Пожалуй, и я пошлю телеграмму маме, Джо и Китти. Это — моя девушка, — пояснил он Бесс.
— Всякая девушка на свете — моя девушка, — сказал Толстяк, — но, так как я не могу всем им послать телеграмму, я пошлю ее только одной-единственной. Эта одна телеграмма будет сгустком миллионов телеграмм.
В конторе, куда вошли две девушки и три солдата, за столом стоял старый телеграфист Вилли Гроген.
— Я — сестра Гомера. Бесс. Принесла ему ужин, — сказана Бесс и поставила коробку на конторку.
— Здравствуйте, мисс Маколей. Гомер скоро придет. Я ему передам еду.
— А вот эти молодые люди хотели бы послать телеграммы, — сказала Бесс.
— Прошу вас, молодые люди. Вот вам телеграфные бланки и карандаши.
— Сколько стоит телеграмма в Джерси-Сити? — спросил Техас.
— Пятьдесят центов за двадцать пять слов и сверх этого небольшой налог. Адрес и подпись не оплачиваются. Телеграмма будет доставлена завтра утром.
— Пятьдесят центов? — сказал Техас. — Не так уж страшно.
И он стал писать свою телеграмму.
— А во сколько обойдется телеграмма в Сан-Антонио? — спросил Лошадка.
— Наполовину дешевле, чем в Джерси-Сити. Сан-Антонио ближе к Итаке, чем Джерси-Сити.
Солдат, которого звали Толстяком, написал телеграмму и отдал ее старику. Подсчитывая слова, Гроген прочел то, что было написано.
«Эмме Дана. Чикагский университет, Чикаго, Иллинойс.
Дорогая, люблю, скучаю, думаю о тебе постоянно. Пиши, спасибо за свитер, изучаю политэкономию на практике, скоро отправимся на фронт, не забудь в воскресение сходить в церковь за нас помолиться, я не жалуюсь, люблю тебя. Норман».
Следующую телеграмму Грогену вручил Техас.
«М-сс Эдит Антони, 1702, б, Вилмингтон-стрит. Джерси-Сити. Нью-Джерси.
Дорогая мамочка, как ты поживаешь? Я живу хорошо. Получил твое письмо и ящик с финиками, спасибо. Не волнуйся, прощай. Любящий тебя Бернард».
И последним отдал свою телеграмму солдат по прозвищу Лошадка.