Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

— «Раздели с нами трапезу, господи». Ну, это значит — посиди с нами за столом. «Господи», верно, много что значит, но, в общем, это что-то хорошее. «Пускай тебя повсюду возлюбят» — ну, это значит, пускай все и повсюду любят только хорошее. «Благослови же нас» — нас — это, наверно, всех. «Благослови» — это… ну, благослови. Благословлять, кажется, значит — прощать. Или, может, любить, или хранить, или что-нибудь в этом роде. Точно не знаю. «И дай попасть на пир в господний рай». Ну, это именно то самое и значит. Дай нам попасть в рай и там попировать.

— А «господний»? — спросила Бесс.

Гомер обратился к матери:

— Разве молитва не значит, что хорошие люди чувствуют себя как в раю всякий раз, когда садятся за стол? Ну а «господний» подразумевает все самое лучшее, правда?

— Конечно, — сказала миссис Маколей.

— А разве господь — это не какая-нибудь личность? — сказана Бесс.

— Конечно, — сказан Гомер. — Но и я — тоже личность. И мама, и ты, и все на свете — тоже личности. Допустим, что наш мир — это рай и что всякий, с кем бы мы ни сели за стол, — это личность. Бесс, — добавил Гомер с раздражением. — ты знаешь не хуже меня, что это просто застольная молитва, и сама понимаешь, что она значит. Тебе просто хочется сбить меня с толку. Не старайся. Это совсем не трудно. Наверно, каждый может сбить меня с толку, ну и что из этого? Я все равно во что-то верю. Все мы во что-то верим. Правда, ма?

— Конечно, верим, — сказала миссис Маколей. — Как же можно жить, если ни во что не веришь? Тогда ты уж не попируешь — и не только в раю, а где бы то ни было, — как бы ни ломился твой стол от яств. Только вера и творит чудеса.

— Вот видишь, — сказал Гомер сестре, раз и навсегда решив спор. — Я сегодня буду участвовать в беге на двести метров с препятствиями.

— Да ну? — сказала миссис Маколей. — Зачем?

— Видишь ли, ма, это очень важное состязание. Мистер Спенглер в нем тоже участвовал, когда учился в нашей школе. Тебе приходится и бежать, и прыгать в одно и то же время. А у него есть крутое яйцо. На счастье.

— Носить крутое яйцо на счастье — суеверие, — сказала Бесс.

— Ну и что? — сказал Гомер. — Пусть суеверие. Он послал меня за двумя вчерашними пирогами к Чаттертону: один был с яблоками, а другой — с кокосовым кремом. Два пирога за четвертак. Свежие пироги стоят четвертак за штуку, так что, если у тебя всего-навсего четверть доллара, ты можешь купить только один пирог. Вчерашние пироги стоят четвертак пара, так что за те же деньги ты получаешь целых два пирога. Половина пирога — мне, половина — мистеру Грогену… но он может съесть всего один или два ломтика. Так что на мою долю достается очень много пирога. Мистер Гроген предпочитает пить, а не есть.

Мэри Арена, их молоденькая соседка, вошла в кухню через черный ход. Она принесла маленькую вазу, купленную в магазине стандартных цен, и поставила ее на стол. Гомер поднялся.

— Садись сюда, Мэри, — сказал он. — Позавтракай с нами.

— Я только что позавтракала с папой и проводила его на работу, — сказала Мэри. — Спасибо. Я принесла немного компота из сушеных персиков.

— Спасибо, Мэри. — сказала миссис Маколей. — Как поживает папа?

— Отлично, — сказала Мэри. — Только он меня все время дразнит. Стоит ему утром сесть за стол, как он первым делом спрашивает: «Письма есть? Получила письмо от Маркуса?»

— Скоро получим еще письмо, — сказала Бесс.

Она встала из-за стола.

— Пойдем, Мэри. Пора.

— Пойдем, — сказала Мэри и снова повернулась к миссис Маколей:

— Но, о правде говоря, мне до смерти надоело ходить в колледж. Ничем он от школы не отличается. Я уж большая, нечего мне всю жизнь ходить в школу. Сейчас не такое время. Честное слово, мне хотелось бы поискать работу.

— И мне тоже, — сказала Бесс.

— Глупости, — сказала миссис Маколей. — Вы еще дети, вам только семнадцать лет. Твой отец, Мэри, хорошо зарабатывает, да и твой брат, Бесс, тоже.

— Но это же просто несправедливо, миссис Маколей, — сказала Мэри. — Это же несправедливо — ходить в школу, когда Маркус в армии и все на свете грызутся друг с другом. Мне иногда так хочется быть мужчиной, я бы тогда пошла в армию вместе с Маркусом. Вот нам было бы весело!

— Ничего, Мэри, — сказала миссис Маколей. — Все пройдет. Не успеешь оглянуться, как все будет по-старому.

— Ну, будем надеяться, — сказала Мэри и отправилась в колледж со своей подружкой Бесс Маколей.

Гомер посмотрел им вслед. Минуту спустя он спросил:

— А как же будет с ней, мама?

— Ясное дело, — ответила миссис Маколей, — девочки хотят вырваться на волю и расправить крылышки.

— Дело не в том, что они хотят вырваться на волю и расправить крылышки. Я говорю о Мэри.

— Мэри милая, простая, совсем еще наивная девочка, — сказала миссис Маколей. — Она самая наивная девочка из всех, кого я знаю, и хорошо, что Маркус ее полюбил. Ему не найти другой такой милой девочки.

— Мама, — нетерпеливо сказал Гомер, — да я совсем не о том, неужели ты не понимаешь?

Он помолчал, а потом вдруг понял, что не стоит и пытаться выразить то, что его мучит: почему война причиняет столько горя людям, которые не имеют к ней никакого отношения.