Человеческая оболчка (СИ)

— Ну-с… С чем пожаловал, паренек? — не отвлекаясь от расчетов на желтом листе бумаги, что была большой редкостью во внешнем мире, сказал старик.

Айзек сел за стол, напротив старика. Усталость, что копилась в нем всю дорогу, начала вытекать наружу и голова стала тяжелеть. — Меня зовут Айзек, ну или Исаак, если Вам удобно. Я наткнулся на место, где появляются люди, рожденные живыми. Ребенок и два родителя. Живых я не видел, только замерзшие трупы, но точно уверен, что все они свежие и их очень много.

— Вот как… — старик затушил одну папиросу и тут же поджег другую, словно зная, что разговор будет долгим и трудным.

— Да. Вот я и подумал, может, Вы можете помочь? Люди никогда не бывают лишними.

— Где это? Откуда они такие идут, что аж замерзают?

— Пан Оптикум, за их горной грядой. Через северный перевал, потом направо.

— Когда-то давно наши предки ходили на Пан Оптикум, в надежде его захватить. Те времена прошли, и, честно говоря, я не хочу, чтобы они начинались вновь.

— Но ведь живые люди…

— Пойми правильно, мальчик, город нуждается не в людях. Эх, как бы это все понятно-то сделать… Город нуждается в материалах, в средствах, в топливе и многом другом. Людей тут стало меньше, потому что перспектива родительства подразумевает огромные траты. Многим это не по силам. Молодые бегут отсюда. Техника ломается. Редкие люди платят за то, чтобы им сделали дитя, — старик потушил самокрутку в керамической тарелке и, отодвинув в сторону бумагу, встал. — Ты ведь не отдыхал с дороги? Пойдем перекусим, может, хоть так я пойму, почему для тебя это так важно. Не хочу сегодня тут засиживаться. Надоело мне, старому, каждый день одно и то же делать.

Мужчина открыл шкаф и лениво достал оттуда свою куртку. Она была темно-зеленого цвета, тканевая, и по ней было видно, что она промокнет, стоит ей коснуться воды. Айзек смотрел усталым взглядом, понимая, что сейчас снова придется вставать на ноги, которые начали гудеть от долгого пути.

— Ох, прости. Подумав, что ты местный, я так и не представился. Меня зовут Александр. Те, кто постарше зовут меня Саша. Но думаю тебе и Александра хватит. Ты выглядишь приличным молодым человеком, надеюсь, я не ошибся с компанией для ужина. Не ошибся ведь?

— Надеюсь, нет, — Айзек с трудом поднялся на ноги, и, поправив рюкзак, вышел вслед за Александром. Тот потушил везде свет и на ощупь выбрался из здания на улицу.

Мужчина был старше всех, с кем Айзек успел познакомиться за свою недолгую жизнь. Старик хромал на правую ногу и шел до безобразия медленно, но юноша, войдя в его положение, продолжал плестись вслед за ним, думая о том, что сейчас ему надо было искать ночлег, а не метаться с вопросом, который и без того ждал двадцать с лишним лет.

— Вот. Тут готовят, не то чтобы вкусно, зато порции большие, — мужчина, совсем не оборачиваясь к Айзеку, открыл деревянную дверь со стеклянными вставками и зашел в заведение, над входом, в которое красовалась вывеска «Как дома»

Столы, на которых, кверху лапами, было уложено по четыре стула, стояли пустыми, то ли потому, что вечер, то ли потому, что место не пользовалось успехом. Деревянный затертый пол, брусья потолка красовались под односкатной крышей, звуки легкой приглушенной музыки, и все это в коричневом цвете дерева, что хоть было старым, но пропитка не позволяла ему сереть. За длинной стойкой выдачи еды появилась такая же седая и скрюченная фигура, что и привела юношу в это место.

— Сашка, а кто это с тобой? — спросил мужчина, накидывая на себя поварской фартук.

— Путешественник забрел. Не бросать же его на улице. Верно, Сема? — Александр отодвинул стул и сел за старенький столик, что находился у большого окна. Чистые стекла пропускали весь свет, что разбегался по прозрачным стенам лабиринта под названием Восток. Старик сел так, чтобы видеть все, что происходит снаружи, завороженно глядя в окно.

— У нас как раз много сегодня осталось! — радостно начал копошиться в кухне Семен.

— Исаак, это место, это заведение, оно хоть и не самое вкусное, но оно олицетворяет наш, теперь уже, небольшой город. Попробуй понять. Семен ждет меня каждый день, иногда до самой ночи, оставляет для меня еду. Если еды не остается — он готовит ее для меня. Я же, в свою очередь, каждый день иду к нему, чтобы купить у него то, что он не смог продать за день. Я плачу ему как за нормальное блюдо, хотя зачастую это остывшие объедки. Мы всегда сидим тут по вечерам и ужинаем вместе. Ты чувствуешь к чему я?

— Вы держитесь друг за друга?

— Ну и это тоже. Жизнь тут имеет свой порядок. Она устоялась, приобрела цикл. Спокойствие и стабильность, как ни крути, очень важны для людей. Вот, например, ты. Ты же не всю жизнь идешь этим путем? Когда-то, будучи ребенком, ты жил спокойно, не знал ни бед, ни ужасов мира. Тебе нравилось это.

Айзек задумался, вспоминая все годы, когда каждый день он делал одно и то же, под чутким руководством Юрия, который, в любом случае, не даст юноше пропасть. — Ну… Если подумать, то да, наверное…

— Вот, пусть и неуверенно, но ты это признал.