Человеческая оболчка (СИ)

Айзек, вглядывался в даль, в небо, что отдавало красками на рассвете. Он выключил фары, чтобы выхватить как можно больше утреннего света. Невероятно красивый вид на горизонт. Ровные снежные поля, редкие деревья, черные пятна скал. Своим сознанием парень бродил где-то там, далеко, переваливая мыслями за горизонт. В машине оставалась лишь пустая оболочка, которая болела. Айзек уходил от самого себя, пытаясь не думать о потерянном. Для него длинная дорога закончилась, и плелся вперед он уже по инерции. Конвой прорезал снег, по которому теперь резво мчалась и украденная Айзеком машина. Пятна крови и рвоты в салоне за три долгих дня не просто отмерзли, а начали вонять, и парень ехал с открытой бойницей водительской двери, ловя грудью холодный воздух.

Редкие птицы кружили в небе, серые снежные собаки носились между кусками разодранного леса. Айзек по старой памяти вырывал их из гармоничной картины мира. Но сколько бы он ни смотрел вдаль, для него все оставалось серым, пустым. Он абсолютно не понимал, что же ему делать дальше. Апатия поселилась внутри и не давала делать никаких осмысленных движений. Заклеенная клочком бумаги, маска дребезжала на панели машины, печально маяча перед глазами. Айзек надеялся, что и другая башня откроет ему свои двери, но даже не думал о том, что он будет делать дальше. Он больше не доверял своей фантазии и в его голове, за высоким стальным трапом шпиля была лишь темнота.

Спина, мало-помалу, переставала чесаться от заживающих ран. Опухлость со лба спала, и он вновь мог двигать бровью. Посмотрев в зеркало, парень подметил, что пока он лежал в отключке, там в доме Марии, его умудрились подстричь, и даже побрить, и длинная черная щетина уже не так закрывала лицо. На лбу, прямо над левым краем брови красовалась рваная рана, через которую доставали стальные шарики дроби, и когда она зарастет — останется малоприятный шрам. Механическими, безжизненными движениями Айзек размотал повязку на правой руке, стараясь отстраниться от боли. Он хотел проветрить швы, посмотреть, все ли с рукой в порядке, хоть она его и не беспокоила.

Еще опухшая рука издавала омерзительный запах. Так много ран под плотной повязкой начинали тухнуть, хоть и не воспалялись. Парень прекрасно понимал, как это все работает, и заботился о себе теперь уже сам, не понимая, зачем он так держится за жизнь. Просто потому, что так надо. Другой причины он придумать, увы, не мог. Он осмотрел израненную руку. Короткие стежки на самой длинной фаланге указательного пальца держали разорванную вскользь кожу. Палец хоть и двигался, но с трудом. Опухшая плоть превратила его в подобие сосиски, в которой перемолотое мясо забивают в кишку животного, для удобства готовки. Ощущения хоть и были неприятными, но на перелом это не смахивало, чего не скажешь про средний палец. Отметины от дроби хоть и не разорвали его, но чувствовалось, что переломанная кость ноет. Айзек даже представить не мог, как Мария, ковыряясь спицами в узкой фаланге, собирала кость воедино. А дальше пальца не было. Безымянный был срезан почти под корень и аккуратно зашит, тут даже и рассматривать было нечего. Единственное, что было целым на всей его кисти, так это маленький мизинец. По нему не прилетело вообще ничего, он был как новый, на фоне разодранного и заштопанного кулака и остальных пальцев.

Айзек достал флягу, что грел у печки. Он промыл теплой водой свои раны, смывая застоявшийся пот и грязь. Запах стек на металлический пол и рука чувствовала себя намного лучше. В очередной раз удивившись тому, какую глупость сотворил парень он принялся заматывать кисть новой, свежей повязкой, что забрал из Повала. Теперь ему казалось, что правильнее было бы пристрелить того водителя, особенно сейчас, когда он с легкостью управлял здоровой и мощной машиной без чьей-либо помощи. Он прокручивал в голове тот момент, вспоминая звон, что стоял в ушах, и больше не испытывал жалости к людям, что так поступили с ним. Он и людей-то в них уже не видел. Теперь, выпади ему шанс оказаться в такой же ситуации, он, скорее всего, дрался бы с ними насмерть, пусть, даже оружия у него теперь и не было, в кармане штанов остался лишь нож, который он толком и не доставал.

По просторному салону валялась всякая мелочь, нудно звенели гаечные ключи, рассыпавшиеся повсюду, дребезжали задние двери, гудел выхлоп автомобиля. Уши, что недавно повредил Айзек, ловили звуки чуть хуже, чем в лучшие их времена. Это скоро пройдет, а пока, создавалось ощущение, что толстая шапка скрадывает звуки, доносящиеся из-за спины.