Эти два типа любви взаимно дополняют друг друга; первый, деятельный, придает каждому из нас особую энергию и эффективность, тогда как в другом мы находим освобождение и расслабление. Они действительно тесно связаны и обогащают друг друга. Я
и свойственная ему индивидуальная любовь, похоже, возникают как кристаллизация элементов из более широкого жизненного контекста. Мужчина вначале любит женщину как что-то высшее, божественное или вселенское, о чем он не смеет и думать как о предмете обладания, но вскоре он начинает претендовать на нее как на свое в противоположность остальному миру и питать в отношении нее надежды, страхи и обиды; художник любит красоту созерцательно и затем пытается изобразить ее; поэт восторгается своими образами и затем пытается выразить их словами и т. д. Наше развитие зависит от способности бескорыстно восхищаться чем-то, ибо именно в этом мы черпаем материал для своего обновления. Пагубный сорт себялюбия — застыть на каком-то частном объекте и остановиться в своем росте. С другой стороны, способность к вступлению в универсальную жизнь зависит от здорового развития индивидуального я. «Willst du in's Unendliche schieiten, — говорил Гете, — geh nut im Endlichen nach alien Seiten»[52]. To, чего мы достигаем в своих частных, себялюбивых устремлениях, становится основой ожиданий и симпатий, которые открывают нам путь для бескорыстного созерцания. Пытаясь рисовать, художник лишает себя чистой радости созерцания; он напряжен, встревожен, суетен или подавлен, но, когда он прекращает эти попытки, он обретает способность именно благодаря этому опыту к более полному, чем прежде, пониманию красоты, как таковой. И то же справедливо в отношении личной привязанности: обзаведение женой, домом и детьми предполагает постоянное самоутверждение, но это же умножает силу симпатии. Мы не можем поэтому ставить одно выше другого. Желательно, чтобы я, не теряя своей особенной цели и энергии, постоянно возрастало, включая в себя все больше и больше из того, что есть самого значительного и возвышенного во всеобщей жизни.Итак, оказывается, что симпатия в смысле душевного соучастия или общения — отнюдь не простое явление, но содержит в себе столь многое, что можно предположить, что полное понимание опыта симпатии лишь одного человека дает ключ к пониманию социального порядка, как такового. Акт общения — это особый аспект того целого, которое мы называем обществом, и неизбежно отражает то, характерной частью чего он является. Общение с другом, лидером, противником или книгой — это акт симпатии; именно из совокупности таких актов и состоит общество. Даже самые сложные и жестко структурированные институты могут рассматриваться как состоящие из бесчисленных личных влияний и актов симпатии, организованных в стройное и устойчивое целое посредством некой системы постоянных символов — таких, как законы, конституции, священные писания и т. п., — в которых сохраняются личные влияния. А с другой стороны, мы можем рассматривать каждый акт симпатии как частное выражение истории, институтов и тенденций развития того общества, в котором он происходит. Любое влияние, которое вы или я можем ощутить или оказать, характеризует народ, страну и эпоху, в которых мы сформировались как личности.
Главное — умение обнаруживать жизненное
единство всякой стороны личной жизни, начиная с элементарного обмена дружеским словом и заканчивая государственным устройством народов и их социальной иерархией. Общепринятое представление на этот счет носит грубый механистический характер: люди суть кирпичи, а общества — стены них. Личность или какие-то свойства характера и общения считаются элементами общества, и последнее образовано совокупностью таких элементов. На самом же деле элементов общества в том же смысле, в каком кирпичи являются элементами стены, не существует; подобная механистическая концепция совершенно не приложима к явлениям жизни. Я утверждаю, что живое целое имеет стороны, но не элементы. В Капитолийском музее в Риме находится знаменитая статуя Венеры; подобно другим скульптурам, она столь искусно установлена, что тот, кто желает внимательно изучить ее, может рассматривать ее под любым углом зрения и освещения. Так что он может видеть ее в бесчисленных ракурсах, но в каждом из них, если его наблюдение осмысленно, он видит в каком-то особенном аспекте всю статую целиком. Даже если он фиксирует свое внимание на ноге или на большом пальце, он видит эти части, если смотрит правильно, в их соотношении с произведением в целом. И мне кажется, что изучение человеческой жизни по сути своей аналогично этому. Ее тоже целесообразно так или иначе разделять на обозримые и понятные части, но такое деление дает лишь аспекты, а не элементы. Различные главы этой книги, например, описывают не разные предметы, а разные аспекты одного предмета исследования, и это же самое относится к любой работе по психологии, истории или биологии.Глава V. Социальное Я — 1. Значение «я»