Человеческая природа и социальный порядок

«Here am I,
with no friend but the sad sea,
The beating heart of this great enterprise,
Which without me, would stiffen in swift death».[57]

И слова «Я есмь путь»[58], которые мы читаем в Новом Завете, несомненно, выражают чувство, не слишком отличающееся от описанных. А вот описание более мучительно переживаемого чувства я:

Филоктет.

 — О милый! Кто перед тобой — не знаешь?Неоптолем. — Да нет; тебя я вижу в первый раз.
Филоктет. — А имя? А страданий лютых слава?
Все это чуждо слуху твоему?
Неоптолем. — Я ничего не слышал, будь уверен.
Филоктет. — О верх обид! Ужели так противен
Я стал богам, что о моих мучениях
Мой край родной и вести не узнал,
Что я совсем забыт во всей Элладе?[59]

Всем нам приходили в голову подобные мысли, а между тем о чувстве я порой рассуждают так сухо или таинственно, что начинаешь забывать, есть ли вообще такое чувство.

Но, наверное, лучше всего понять бесхитростно-наивное значение я можно, если прислушаться к разговору играющих вместе детей, особенно если между ними нет согласия. Они употребляют местоимения первого лица не с привычной для взрослых сдержанностью, а с подчеркнутой выразительностью и богатством интонаций, так что эмоциональный смысл этих слов совершенно очевиден.

Чувство я рефлексивного и умиротворенного свойства, созерцание с оттенком присвоения хорошо передает слово «любование». Любоваться в этом смысле — это все равно что думать «мое, мое, мое», ощущая в душе приятную теплоту. Так, мальчик вожделенно любуется собственноручно выпиленным узором, подстреленной из ружья птицей, собственной коллекцией марок либо птичьих яиц; девочка любуется новыми платьями и жадно ловит одобрительные слова и взгляды окружающих; фермер радуется, глядя на свои поля и поголовье скота; коммерсант любуется своим магазином и счетом в банке; мать — своим ребенком; поэт — удачной строфой; уверенный в своей правоте человек — своим душевным состоянием; и так же радуется любой человек, видя успех своего задушевного замысла.

Мои слова не следует понимать так, будто чувство я четко отличается в опыте от других видов чувства; но, видимо, оно столь же определенно в своем отличии, сколь определенны гнев, страх, печаль и т. п. Процитирую профессора У. Джемса: «Чувства самодовольства и унижения сами по себе уникальны и заслуживают того, чтобы их отнести к исходным видам эмоций наряду, например, с гневом и болью»[60]. Здесь, как и при различении любых ментальных явлений, не существует резких границ, и одно чувство постепенно перетекает в другое. Однако, если бы «я» не обозначало представления, практически одинакового у всех людей и вполне отличимого от всех прочих представлений, оно не могло бы свободно и повсеместно использоваться в качестве средства общения.

Поскольку многие полагают, будто верифицируемое я, объект, который мы называем «я», обычно является человеческим материальным телом, то имеет смысл отметить, что это мнение — иллюзия, которая легко рассеется у любого, кто возьмет на себя труд просто рассмотреть факты. Правда, когда мы решаем немного пофилософствовать по поводу «я» и оглядываемся вокруг в поисках осязаемого объекта, к которому это местоимение можно было бы приложить, мы очень сильно останавливаем взгляд на человеческом теле как на наиболее доступном месте для его приложения. Но, когда мы употребляем это слово попросту, не рефлексируя, как в обыденной речи, мы не так уж часто связываем его с телом, отнюдь не так часто, как, например, с другими вещами. Это утверждение несложно проверить, ибо слово «я» одно из наиболее употребимых в разговоре и литературе, так что ничто не мешает изучить его значение со всей возможной тщательностью. Нужно лишь прислушаться к обыденной речи, пока это слово не встретится в нем, скажем, сотню раз, примечая, в какой связи его произносят, или же рассмотреть такое же количество случаев его употребления героями какого-нибудь романа. Обычно обнаруживается, что «я» обозначает тело говорящего не более чем в десяти случаях из ста. Главным же образом оно отсылает к мнениям, целям, желаниям, требованиям и подобным вещам, которые не заключают в себе никакой мысли о теле. Я думаю или чувствую так-то и так-то; я желаю или намереваюсь сделать то-то и то-то; я хочу того-то и того-то — вот примеры его типичного употребления, когда чувство я связано со взглядами, целями или их объектами. Следует также помнить, что «мое» в той же степени выступает именем я, как и «я», но, разумеется, обычно оно обозначает разнообразное имущество.