Человеческая природа в литературной утопии. «Мы» Замятина

Искусство несовместимо с утопией еще и потому, что новизна, непременное условие жизнеспособного эстетического выражения, противоречит предсказуемости, требуемой социальной инженерией. Даже в обычной беседе мы избегаем повторений. Если нам хочется несколько раз сказать одно и то же, мы стараемся выразить это разными словами. Эта склонность к творческой изобретательности проявляется в дневнике Д-503, едва он начинает писать. Хотя Скрижаль предписывает, чтобы все дни, за исключением ежегодного Дня Единогласия, проходили одинаково – дни недели, месяцы и времена года в Едином Государстве сливаются воедино, – каждая запись Д-503 сильно отличается от других. В результате он начинает осознавать не столько единообразие своего окружения, сколько процессы изменений, отраженных в его записях. Можно также предположить, что Д-503 инициирует эти процессы уже тем, что показывает читателям разные стороны своего мира. Представьте, насколько иным был бы роман, если бы Д-503 довольствовался описанием прогулок под Марш Единого Государства, которые исправно совершал каждый день.

В «Мы» тема письма, в частности форма в которой Д-503 сочиняет рукопись самого романа, служит частью подрывного плана, призванного убедить читателя осознать ограничения утопии и принять современное состояние эпистемологической неопределенности и отчуждения. Такое осознание требует гибкости поведения. Замятин использует рукопись героя как способ убедить нас, что мы можем и должны научиться наслаждаться свободой, которую дает нам изменчивая и неустойчивая окружающая среда. Сочинительство Д-503 также несет в себе глубокий воспитательный смысл и для читателя, и для рассказчика, который учится выражать свои мысли способами, неприемлемыми для Единого Государства.

Борьба между упрощенной социальной идеологией и врожденной неопределенностью человеческого восприятия частично представлена в романе показательными примерами из области искусства. С одной стороны, Замятин демонстрирует нам ряд убогих образчиков подцензурного творчества, дозволенного Единым Государством, – это два коротких стихотворения, одно из которых изобилует арифметическими образами; несколько описаний поэтических чтений и концертов, где исполняется музыка, основанная на математических формулах; упоминания стерильной архитектуры Единого Государства; отпугивающие заглавия некоторых книг, например «Цветы Судебных Приговоров» и «бессмертная трагедия “Опоздавший на работу”» [183]. Из замечаний Д-503 ясно, что они создаются скоростным, механическим способом, отличаются стандартной предсказуемостью и приносят пользу, в первую очередь как орудия пропаганды. Это выхолощенное, а следовательно, нежизнеспособное искусство. Более того, вся творческая деятельность обезличена. Буквенноцифровые имена художников Единого Государства не названы; исключение – R-13, имя друга Д-503, поэта. Таким образом, «официальное» искусство служит для выражения общепринятых, одобренных государством взглядов, тогда как личностное самовыражение художников прошлого отвергается; из последних в романе упоминаются Шекспир, Достоевский и Скрябин. При этом все нумера обязаны пройти «установленный курс искусства» [159]; кроме того, в Едином Государстве функционирует Институт Государственных Поэтов и Писателей [182] – еще одно удивительное предвосхищение сталинского общества с его союзами творческих деятелей. Однако каждый божий день нумера слышат одну и ту же музыку – Марш Единого Государства, а Д-503 не знает, как выглядит фортепиано [150]. Судьба искусства в Едином Государстве не может не вызывать беспокойства. Под вопросом также эстетический вкус. Поэты воспевают смертную казнь, а также пишут о том, как люди чистят зубы, шпионят друг за другом и ходят в туалет [183]. Вряд ли нас удивит, что этот режим не породил ни одного великого художника – пока мы не доберемся до самого Д-503.

Искусство в романе порой выступает на стороне революции, по сути на стороне человеческой природы. В тексте кратко описывается фортепианная пьеса Скрябина, упоминается бюст Пушкина и излагается ироничный набросок R-13 к поэме об Адаме и Еве – всего этого недостаточно. Есть и еще один возможный пример. В эпизоде казни «преступника» R-13 декламирует откровенно подрывные стихи: Д-503 потрясен тем, что его друг пространно цитирует святотатственные строки о Благодетеле, очевидно написанные осужденным. Как уже говорилось, R-13, скорее всего, воспользовался случаем, чтобы высказать собственные бунтарские взгляды, – недаром поэт выглядит таким взволнованным, к удивлению Д-503 [169].