Без дополнительных свидетельств трудно сказать, что побудило Замятина изменить конец повествования. Возможно, таким образом он просто прояснил, чем – в соответствии с мнением небольшой части исследователей романа – на самом деле должен закончиться роман: падением Единого Государства. По словам В. А. Туниманова, киносценарий – это последний этап его работы над романом [Туниманов 1994: 169]; если это так, то и оба английских перевода, которые мы назвали «первым» и «вторым», представляют собой окончательную авторскую интерпретацию «Мы». Все редакции сценария были написаны более десяти лет спустя после окончания романа, когда Замятин уже находился в добровольном изгнании во Франции, – учитывая его политические проблемы в СССР, сомнительно, что он написал русскую версию в надежде на российское кинопроизводство. Автограф русской редакции киносценария имеет дату «15-VII-1932». «Второй перевод» не датирован, но указан парижский адрес Замятина, и упоминаются первые публикации романа на английском и французском языках.
Следовательно, Замятин, возможно, изменил свой замысел романа, а следовательно, и финал независимо от того, написал ли он его, чтобы указать на триумф или провал восстания, или придумал двойственную развязку, которую должен разрешить читатель. Приехав на Запад после публикации романа на нескольких языках, писатель вполне мог подвергнуться различным влияниям в отношении этого и других аспектов поэтики романа. Возможно, свою роль сыграла и кинокультура, в которую он был погружен. Никаких других редакций этого киносценария не появилось; вероятно, важно, что он, по-видимому, перевел его только на английский («первый перевод»). Хотя позже Замятин написал для Ж. Ренуара сценарий «На дне» по пьесе М. Горького, вполне возможно, что в данном случае он рассчитывал на британскую или американскую киноиндустрию. Туниманов называет сценарий «голливудизацией» романа [Там же]. Вне зависимости от возможной площадки экранизации романа в 1930-е годы, по-видимому, киноиндустрия не восприняла бы должным образом ни пессимистичный (поражение восстания Мефи), ни двойственный финал.
Хотя до первой полной публикации «Мы» на русском языке в 1952 году роман был переведен на несколько языков, никаких рукописей, которые должны были лечь в основу любого из этих изданий, обнаружено не было, кроме машинописной копии из архива И. Е. Куниной-Александер[100]
. Исследователям оставалось только счесть издание издательства имени Чехова каноническим источником текста романа; оно также послужило основой для всех последующих переводов и изданий на русском языке. За исключением машинописи «Мы», русская редакция киносценария «Д-503» и «первый перевод» «D-503» представляют собой единственные замятинские автографы романа и связанных с ним произведений, которыми мы располагаем.Воспроизведение русского текста сценария, сделанное А. Тюриным, не отражает всех характеристик автографа. В процессе написания Замятин вносил много исправлений: добавление отдельных слов и фраз, вычеркивание предложений, фрагментов и даже целых страниц. Ясно, что во время письма автор очень тщательно продумывал киноверсию своей истории. В «первом переводе» правок гораздо меньше, во «втором переводе» нет ни одной.
Далее приводится тщательный транскрипт первого перевода на английский язык.
Рукопись «первого перевода», судя по всему, принадлежит самому Замятину – об этом говорит его сходство с рукописью русского сценария; «второй перевод» выполнен на пишущей машинке. Беловой автограф «первого перевода» написан разборчивым почерком, что обычно указывает на то, что текст переписан несколько раз (два или более), хотя в нем есть несколько исправлений, в основном вставки отдельных слов. Тем не менее это не совсем точный перевод русского сценария. Я воздержался от исправления очевидных ошибок переводчика (Замятина?).
D-503
A city, geometrically exact. Enormous, transparent cube-houses built of the „new glass“; and one could see how at the 10-th or 20-th stories of these houses are moving their inhabitants as if swiming in the air. Quite similar are all the houses; quite similar is the furnishing of rooms. Against the invasion of unorganized nature – of flowers, trees, birds, animals – the city is defended by the glass „Green Wall“, behind which are stretched endless green spaces where no mans foot stepped already for ages…
We are transferred for 1000 years forward from our epoch. All the revolutions, in await of which our generation is living, are already behind us. All the life is rationalized, standardized, calculated according to the Taylor s system. Even love is rationalized: everybody is examined in the sexual relation at the „Medical Bureau4
and receives there a certain number of „sexual days“ for a week and so called „rosy tickets“; these tickets are seeming for he-everybody or she-everybody the execution of their sexual wants, for a refusal is considered a crime and is punished by the State.