Человеческая природа в литературной утопии. «Мы» Замятина

То, что самоубийство так завораживает читателей, служит очередным свидетельством нашей инстинктивной воли к смерти. Если подумать, любой из нас мог бы покончить с собой, и попытки делаются чаще, чем мы готовы признать. Примечательно, что в притче «Три Отпущенника», отдаленно напоминающей историю Иова, законопослушные персонажи предпочитают утопиться, чем жить без работы, которой в рамках жестокого эксперимента лишило их Единое Государство [269–270]. Самоубийство – один из видов далеко не случайной смерти, при которой мы целиком и полностью становимся хозяевами своей судьбы. Сочетание контрастных качеств – подчинения и власти – усиливают его притягательность.

Несколько раз Д-503 близок к тому, чтобы совершить реальное самоубийство или равносильный ему поступок. Во-первых, он постоянно чувствует искушение покончить с собой, подчинившись властям или совершив незаконный акт оплодотворения. Он рассматривает и более серьезную возможность: крушение «Интеграла» [272]. После того как попытка государственного переворота сорвана, он приказывает отключить двигатели, позволяя ракетному кораблю упасть, и говорит: «Конец всего» [275]. Позже в тот же день он жалеет, что не «разбил себя и всех вдребезги» [269]. Если бы Д-503 исполнил свой план убийства Ю, его бы наверняка казнили. К тому же он неоднократно говорит о своем намерении подвергнуться Операции – шаг, который он приравнивает к самоубийству.

Однако Д-503 так и не решается на добровольную экстирпацию фантазии. В Бюро Хранителей, узнав, что его Ангел-Хранитель – двойной агент, он приходит в такое волнение, что сбегает с Операции. Но ненадолго. В последней записи кратко сообщается, что толпа захватила его и силой привела на Операцию. Поскольку его пришлось привязать к столу, можно предположить, что он все-таки оказал некоторое сопротивление [293].

5. Текст как догма

Одна из проблем при чтении таких романов, как «Мы», состоит в том, что силы заблуждения легко берут верх над объективностью. Мы не сопротивляемся иллюзии романного повествования и с удовольствием погружаемся в нее, казалось бы не прилагая никаких усилий, в то время как объективное чтение, которое требуется от ученого, – задача трудная, сопряженная с дисциплиной и упорством. Не следует забывать, что искусство коренится в ритуальном поведении, при котором передаваемые эмоции влияют на образ мысли. Хотя современные формы искусства всячески стараются стимулировать мысль, они все же ограничивают ее и направляют к более или менее общим целям. Древние художественные тексты были неотделимы от религиозной догмы. Сегодня тексты могут действовать как временные религии. Нам следует серьезнее относиться к распространенному представлению об авторе как о боге собственной текстовой вселенной: в его силах сделать так, чтобы внутритекстовая метафизика была верной не только для персонажей, но и казалась таковой читателю. Всего лишь демонстрируя, как мыслят его персонажи, он порой может воздействовать и на наш образ мысли.

Возможно, в «Мы» Замятин ошибся в расчетах и перестарался, так как заблуждения относительно природы и достижений Единого Государства существуют на двух уровнях: персонажа и читателя, – а не только на первом. Одна из общих стратегий романа состоит в том, что Д-503 навязывает читателю иллюзию эффективности режима, то и дело давая понять, что верит в нее сам. Несомненно, жалкие попытки Д-503 отстаивать свою индивидуальность призваны подтолкнуть нас к более активным умственным усилиям. Роман представляет собой сатиру на свое время и важнейшую попытку Замятина внести посильный вклад в политический процесс, воздействуя лично на каждого читателя. Беда в том, что многие проницательные читатели не заметили иронии автора и сами в процессе чтения поддались искушению принять, а не отвергнуть некоторые из этих же иллюзий. Многочисленные когнитивные ошибки так и остались непререкаемой догмой для читателей и исследователей, а в случае научных публикаций также для рецензентов и редакторов. Как слишком часто случается в литературе, происходит нечто большее, чем приостановка недоверия, – как мы увидим, это ведет к тому, что некоторые читатели выказывают нечто вроде скрытой воли к смерти. Их неверные толкования подчинены важной закономерности – как раз той, что согласуется с нашей гипотезой о воле к смерти. Суть в том, что развязка романа кажется им более беспросветной, чем на самом деле.