Человеческий фактор

– Одно не обязательно вытекает из другого, – заметил Дикки.

Третий мужчина, который до сих пор почти не раскрывал рта, сказал:

– Едва ли стоит проявлять такое высокомерие, Баффи. Я ведь тоже когда-то был таким. Хотя, кажется, чертовски давно. Собственно, это моя жена приобщила Дикки к «Смартиз». Помните тот день, Дикки? Мы сидели за обедом – атмосфера была довольно мрачная, так как мы уже чувствовали, что собираемся рушить старый дом. И моя жена вдруг изрекла: «Смартиз» – всего-навсего: «Смартиз»… Я так и не понял – почему. Очевидно, решила, что надо же о чем-то говорить. Вот уж кто умел соблюдать приличия.

– Не могу сказать, чтобы я это помнил, Вилли. У меня такое впечатление, что я знаю «Смартиз» чуть ли не с детства. Мне казалось, я сам их откопал. Подай-ка полковнику еще один сухой мартини, Джо.

– Нет, если вы не против… Мне, право, пора домой.

– Сейчас моя очередь угощать, – сказал человек по имени Дикки. – Налей ему доверху, Джо. Он же пришел с похорон. Надо его взбодрить.

– Я с малых лет привык к похоронам, – к собственному удивлению, сказал Дэйнтри, отхлебнув из третьего бокала сухого мартини.

Он вдруг понял, что говорит с этими чужими людьми свободнее, чем обычно, а большинство человечества было для него чужаками. Он бы сам с удовольствием поставил всем выпивку, только ведь завсегдатаями были тут они. Он к ним очень расположился, но в их глазах продолжал оставаться – в этом он был убежден – чужаком. Ему так хотелось рассказать им что-нибудь интересное, но столь многие темы были для него под запретом.

– Почему? В вашей семье что, было много покойников? – спросил Дикки с присущим алкоголикам любопытством.

– Нет, дело не совсем в этом, – сказал Дэйнтри: застенчивость его растворялась в третьем бокале мартини. Почему-то ему вспомнилась маленькая станция в провинции, куда он прибыл со своим взводом свыше тридцати лет тому назад, – указатели с названием станции были все убраны после Дюнкерка на случай возможного вторжения немцев. И сейчас Дэйнтри показалось, будто он снова сбросил с себя тяжелый вещевой мешок и тот со стуком упал на пол бара «У Уайта». – Видите ли, – сказал он, – мой отец был священником, так что ребенком я часто присутствовал на похоронах.

– Вот уж никогда бы не подумал, – сказал Баффи. – Скорее я считал бы, что вы из военной семьи – сын какого-нибудь генерала, командовавшего в прошлом полком, и все такое прочее. Джо, мой бокал вопиет, чтоб ты его наполнил. Но, конечно, если поразмыслить, так то, что ваш отец был священником, многое объясняет.

– Что же это объясняет? – спросил Дикки. По какой-то непонятной причине он был раздражен и склонен все оспаривать. – «Молтизерс»?

– Нет, нет, «Молтизерс» – это другое дело. Не стану вам сейчас об этом рассказывать. Слишком много заняло бы времени. Я просто имел в виду, что ведь полковник из этих парней «шито-крыто», ну и в известной мере к такого рода людям принадлежит, если подумать, и священник… Тайны исповеди и все такое прочее – они ведь тоже, знаете ли, из области «шито-крыто».

– Мой отец не был католическим священником. Он даже не принадлежал к высокой церкви [направление в англиканской церкви, тяготеющее к католицизму]. Он был капелланом на флоте. В первую мировую войну.

– Первая мировая война, – произнес мрачный человек по имени Вилли, который в свое время был женат, – это была война между Каином и Авелем [речь идет о сыновьях Адама и Евы Каине и Авеле, ссора между которыми привела к первой смерти на земле: Каин убил Авеля]. – Он произнес это безапелляционным тоном, словно желая поставить точку в никчемном разговоре.

– Отец у Вилли тоже был священником, – пояснил Баффи. – Большая шишка. Епископ, а тут – капеллан на флоте. Фанфары!..

– Мой отец участвовал в битве за Ютландию [имеется в виду морское сражение, которое произошло во время первой мировой войны (31 мая – 1 июня 1916 г.) между английским и германским флотами западнее полуострова Ютландия, разделяющего Северное и Балтийское моря], – сообщил им Дэйнтри. Он вовсе не собирался бросать кому-то вызов и противопоставлять участие в Ютландской битве епископской епархии. Просто всплыло еще одно воспоминание.

– Но он же не сражался. А раз так, это не в счет, верно? – сказал Баффи. – В сражении между Каином и Авелем.

– А вам столько лет не дашь, – заметил Дикки. Произнес он это с недоверием, потягивая из бокала.

– Мой отец тогда еще не был женат. Он женился после войны. В двадцатых. – Дэйнтри понимал, что беседа становится абсурдной. Джин действовал, как вытягивающее правду лекарство. Он сознавал, что говорит слишком много.

– Он женился на вашей матери? – резким тоном, будто следователь, спросил Дикки.

– Конечно. В двадцатые годы.

– Она еще жива?

– Они оба давно уже умерли. Мне, право, пора домой. А то вся моя еда перестоит, – добавил Дэйнтри, подумав о сардинах, высыхающих на тарелке. Чувство, что он находится среди посторонних, но дружелюбно настроенных людей, покинуло его. Беседа грозила принять мерзкий оборот.

– А какое все это имеет отношение к похоронам? И чьи это были похороны?