Человеческий фактор

Епихин не вышел тут же в ангар, чтобы выяснить, в чем дело, он протиснулся между столом и стулом, на котором сидела Катя, потом, втянув живот, просочился между сейфом и сидящим Долговым, подошел к шкафу, взял положенную там Катей свою папку и потом снова повторил весь свой путь в обратную сторону, и только после этого вышел в цех.

Катя неотрывно наблюдала за ним широко раскрытыми глазами.

– Ты заметил? – спросила она у Долгова, когда Епихин вышел из кабинетика.

– Что?

– Рабочие обращаются по производственным делам не к тебе, а к нему?

– Ну и что?

– Раньше эти вопросы решал ты.

– Значит, смена подросла! – ответил Долгов. – Мне, слава богу, есть чем заниматься.

– Как-то незаметно это произошло... При том, что ты чаще бываешь здесь, чем он. Епихин постоянно торчит среди рабочих... О чем они могут говорить?

– Конечно, о бабах! – расхохотался Долгов. – О чем же еще!

– Хорошо бы, – вздохнула Катя. О том, как Епихин пробирался к своей папке, чтобы выйти с ней на одну минуту и вернуться снова, она мужу говорить не стала, не настроен был Долгов озадачиваться странностями поведения Епихина, не видел он ничего настораживающего, да и не желал видеть.

– О чем вы здесь трепались?

– Ему не понравилось, что я называю его Епихиным.

– А как надо? – не понял Долгов.

– Валентин Евгеньевич!

– Ни фига себе! Перебьется!

Вошел Епихин, снова протиснулся к шкафу и положил на самый верх свою папку.

– Что случилось? – спросил Долгов.

– Сучков, говорит, многовато в древесине. На липу захотелось ему перейти, дерево, дескать, мягкое, обрабатывается хорошо и вид пристойный.

– А мне с сучками больше нравится, – заметила Катя. – А липа – серая, вялая, невыразительная... Она только для сауны хороша, из нее смола не вытекает при высокой температуре.

Катя решила проверить свои наблюдения и чуть сдвинулась вместе со стулом, чтобы перекрыть щель, в которую Епихин протискивался к папке.

– О! – воскликнула Катя со всей непосредственностью, на которую только была способна. – Мастер наконец появился, весь день не было работничка...

– Он насчет фурнитуры ездил, – сказал Долгов.

– Епихин, не в службу, а в дружбу, подойди к нему, спроси, когда ожидать новый заказ, что говорить покупателю – звонит каждый день, все мозги прогрыз...

– Да он сейчас сам подойдет, – сказал Епихин и невольно, сам того не замечая, бросил опасливый взгляд на свою папку, не знал он и не догадывался, что Катя ведет за ним неустанное наблюдение, испытывает его и забавляется.

– Епихин! Ну когда женщина просит, – куражилась Катя. – Он сейчас выйдет во второй ангар, и до завтра... Ну, пожалуйста!

Епихин рванулся было к шкафу, но, увидев, что проход перегорожен, что Катя, закинув ногу на ногу, покуривает сигаретку и сдвинуть ее с места просто невозможно, покорно вышел. А когда вернулся, его папка лежала на столе, и Катя, поставив на нее свой локоток, продолжала спокойно покуривать, пуская дым к потолку, даже не к потолку, а к проему в кабинете, поскольку в нем не было потолка – ангар был не меньше десяти метров высотой.

Войдя и увидев папку на столе перед Катей, Епихин побледнел и не решился даже подойти и взять ее. Он решил, что в ней уже порылись и нашли подготовленные им бланки с подписями Долгова и Кати со штампами в верхнем левом углу и с печатями на долговской подписи. И хоть сунул он эти листочки в потайное отделение, хоть задернул «молнией», все его переживания выступили на лице красными пятнами.

Неестественной походкой Епихин подошел к столу и попытался взять папку, но Катя продолжала держать на ней свой локоток и, разговаривая с Долговым, как бы даже и не видела усилий Епихина.

– Катя, разреши я папку возьму, – сказал он вымученно.

– А, да, конечно! – отозвалась Катя и сама придвинула папку на край стола. – Что-то, я смотрю, ты из-за этой папки испереживался весь! – весело сказала она. – Что у тебя там?

– Деньги, – ответил Епихин мертвым голосом.

– Много?

– Очень.

– Деньги надо держать в банке, – продолжала веселиться Катя. – В стеклянной. Чтобы от влаги не испортились, от перемены температуры, чтобы грызуны не добрались...

– Я учту, Катя, – сказал Епихин, пятясь к двери. Вся его легкость исчезла, он вдруг почувствовал, что страшно устал за эти несколько минут, что ему просто необходимо уйти отсюда, исчезнуть и где-нибудь там, на платформе, выпить бутылку пива у высоких столиков, сваренных из труб, листового железа и выкрашенных отвратительной голубой краской застиранного оттенка – так могут выглядеть старушечьи рейтузы после десяти лет носки, стирки, сушки.

– Так что же тебе все-таки мастер сказал? – не унималась Катя, глядя на изможденного Епихина.

– Сказал – через неделю.

– Ну и прекрасно!

– Я, пожалуй, пойду, – сказал Епихин. – Как раз на мою электричку успеваю.

– Подбросить на машине? – спросил Долгов.

– Нет, спасибо... Пройдусь, мне не помешает. Так что откланиваюсь, если не возражаете.

– Возражаем?! – воскликнула Катя. – Приветствуем!

– До завтра, – единственные слова, на которые у Епихина хватило сил.