Человеческое и для людей (СИ)

Мы понимали кирстаневцев, правда, мы им сочувствовали, но Вирдан ведь тоже был пожран Разрывом. Был только-только восстановлен, а вы же знаете, как восстанавливают Архонты. Стены-то стоят, но что толку с голых стен? Мебели — половина, если повезёт. Об остальном и говорить нечего. Мы понимали керкитцев, но что нам было делать? Нам нечем было их кормить. Некуда было девать. Что нам было делать?

Вы знаете, что было дальше.

Нас выгоняли из домов. Мне повезло: пекарня перестала быть моей, но мне позволили в ней работать и жить. Нам почти не давали еды, но голод был не самым страшным.

Не все они были злыми, некоторые даже пытались нам помочь, но большинство… Они словно ненавидели нас. Я не понимаю, почему и как… Как можно так ненавидеть.

Нас… осталось мало после Разрыва. И становилось меньше. И…

Я… мне повезло: я не молода и некрасива, а вот Келли, моя помощница… Ей, когда нас освободили, пришлось идти к целителю, чтобы… избавиться… и она так и не… она боится мужчин, почти не выходит из дома, она…

Я не могу. Не могу об этом говорить.

Благословен будь его величество Хорст Бреннг, избранный народом — дважды.

И прокляты Архонты — за их бездействие.

Нолан Карвителли «Жизнь в захваченном Вирдане: воспоминания очевидцев»; издано впервые в 603-ем году от Исхода Создателей

(Мама часто говорила: «Истина одна, но слов, в которые можно её облечь и обернуть, существуют миллионы», — и кому, как не ей, посвятившей свою жизнь описанию правды с помощью лжи, было понимать, насколько легко можно углубить примитивное и романтизировать — обыденное.

Когда у Иветты спрашивали: «Чем занимается твой отец?» — она отвечала: «Мой папа строит корабли». Хотя он никогда не занимался — именно этим.

В целом верфи не являются особо прибыльными предприятиями: в мире, где любая пучина обходится одним шагом в портал, нужны, наверное — с практической точки зрения — разве что рыболовные лодки. Однако Ирелия была страной озёр, окружённой тремя морями — так стоит ли удивляться тому, что ирелийцы сначала захотели ходить по воде со всеми возможными удобствами, затем выдумали шхуны, бригантины и каравеллы, а затем превратили кораблестроение в отдельное уважаемое искусство, а самих себя — в его основных поставщиков.

Амато Герарди был ирелийцем: его сердце восторженно откликалось на рокот волн и шелест парусов, но отдано было — монетам и числам.

На верфи «Аббари Туло» он был сначала счетоводом, потом — старшим счетоводом, затем — управляющим и наконец стал одним из управляющих главных.

Он никогда не «строил корабли» в буквальном смысле. Однако благодаря ему и его коллегам люди, действительно строящие корабли, занимались этим без проблем и препятствий, и потому Иветта не чувствовала себя лгуньей, одевая его занятие в свободу и бирюзу .

Она врала гораздо сильнее, когда говорила: «Моя мама переводит книги с ирелийского на язык Создателей и наоборот» — ведь всё было совсем по-другому. Совершенно иначе: не Вэнна Герарди переводила, а Вэнну Герарди — переводили, причём далеко не только на язык Создателей.