Человеческое тело

Он снимает фуболку и задумчиво проводит пальцами по коже: срединная линия грудной клетки, брелок с датой рождения и группой крови (А+), три ряда накачанных мышц пресса. Наверное, по возвращении из Афганистана он перестанет встречаться с этими женщинами. Не то чтобы это занятие не доставляло ему удовольствия или не на что было потратить деньги (в прошлом месяце он купил боковые кофры для «Хонды» — вон она стоит в чехле, Рене с гордостью глядит на нее в стеклянную дверь), — это вопрос нравственности. Когда он только перевелся в Беллуно, без стриптиза было не обойтись, но теперь, когда он стал кадровым военным, он прекрасно может от него отказаться и заняться чем-нибудь посерьезнее. Чем именно, он пока не знает. Трудно придумать для себя новую жизнь.

К полуночи, так и не решив, как убить время, Рене окончательно расстается с надеждой нормально поужинать: он сгрыз две пачки крекеров и есть больше не хочется. Скромновато для торжественного ужина. Лучше бы разрешил родителям приехать к нему в гости из Сенигаллии. Внезапно наваливается печаль. Шнур телевизора выдернут из розетки, сам телевизор, чтобы не запылился, покрыт белой тканью. Газ перекрыт, мусор собран в мешок. Дом готов к тому, чтобы остаться необитаемым.

Он ложится на диван и уже почти засыпает, когда приходит сообщение от Розанны Витале: «Хочешь скрыться, не попрощавшись? Приезжай, надо поговорить». Через несколько секунд приходит еще одно сообщение: «Принеси выпить».

Рене не торопится. Стоя под душем, он бреется и медленно мастурбирует, чтобы потом не кончить сразу. Покупает в автогриле сухое шампанское. Выйдя из магазина, разворачивается и возвращается обратно — взять еще бутылку водки и две плитки горького шоколада. Он признателен Розанне: из-за нее в последнюю ночь не обошлось без сюрпризов, и он намерен отблагодарить ее как полагается. Обычно он спит с женщинами помоложе — чаще всего с девчонками, которым хочется обзавестись героическим прошлым, прежде чем превратиться в добродетельных жен. Розанне уже за сорок, но есть в ней что-то, что ему нравится. Она опытна и невероятно раскованна в постели. Иногда, когда все позади, Рене остается у нее поужинать или посмотреть вместе кино — он на диване, она на стуле. Иногда они снова занимаются любовью, в таких случаях второй раз — за его счет. Но если он хочет уйти, она не пытается его удержать.

— Ты что, заблудился? — Розанна ждет на пороге.

Рене протискивается мимо Розанны, целуя ее в щеку. Запах духов не похож на обычный, а может, обычный запах наложился на что-то еще — Рене ничего не говорит.

Женщина разглядывает бутылки. Убирает шампанское в холодильник, открывает водку. Стаканы уже на столе.

— Хочешь, включу музыку? Сегодня тишина меня раздражает.

Рене ничего не имеет против. К музыке, как и ко всем прочим человеческим радостям, он равнодушен. Он усаживается за стол на кухне. Рене уже бывал в командировках — два раза в Ливане, потом в Косово — и знает, как неловко чувствуют себя в такие минуты гражданские.

— Значит, завтра ты уезжаешь.

— Да.

— Надолго?

— Полгода. Плюс-минус.

Розанна кивает. Она уже опустошила первый стакан. Наливает еще. Рене пьет маленьким глоточками — надо держать себя в руках.

— Ты рад?

— Я же не развлекаться еду.

— Конечно. Но ты рад?

Рене барабанит пальцами по столу.

— Да, наверное, да.

— Хорошо. Это самое главное.

Из-за музыки приходится повышать голос, Рене это раздражает. Лучше бы Розанне сделать потише. Другие обычно не замечают того, что замечает Рене, — из-за этого он часто разочаровывается в людях. А сегодня Розанна совсем рассеянная и, похоже, намерена здорово набраться, прежде чем они лягут в постель. У пьяных женщин тело обмякшее, а движения однообразные: приходится из кожи вон лезть, чтобы они кончили. Он не может сдержаться и говорит, указывая на стакан:

— Не части!

Она сердито глядит на него. Пусть Рене со своими солдатами так разговаривает! Пока ничего не изменилось, платит она, а значит, и решает она. Но потом она опускает голову, словно прося прощения. Рене думает, что Розанна нервничает, потому что боится за него. Он растроган.

— Ничего со мной не случится, — говорит он.

— Я знаю.

— Будем просто охранять территорию.

— Ага.

— Если взглянуть на цифры, количество погибших в этой операции ничтожно. Сильнее рискуешь, переходя дорогу перед домом. Я не шучу. По крайней мере, для нас, итальянцев, это так. Некоторые воюют всерьез, но это уже другая история. Например, у американцев…

— Я беременна.

Комната легко плывет вокруг сверкающей бутылки.

— Что ты сказала?

— Что слышал.

Рене проводит рукой по лицу. Но не потому, что вспотел.

— Нет. Наверное, я не расслышал.

— Я беременна.

— Пожалуйста, выключи музыку! Мне трудно сосредоточиться.

Розанна быстро подходит к аудиосистеме и выключает. Усаживается на прежнее место. Теперь слышны другие шумы: в ванной жужжит титан, в квартире сверху, фальшивя, играют на гитаре, Розанна в третий раз наливает себе водки, хотя Рене просил не частить.

— Но ведь ты ясно сказала, что… — говорит Рене, изо всех сил пытаясь держать себя в руках.