Читаем Человеческое тело полностью

Человеческое тело

Перескочив несколько звеньев логической цепи, он пробует представить себе семейную жизнь с Ирене Саммартино. Воображает женщину, таскающую за собой целую кипу бумажек, раскладывающую повсюду журналы, стопки листов, сваливающую одежду горой на диван. Эджитто это не раздражает, не очень раздражает, он представляет ее и весь это беспорядок. Затем начинает рассматривать ее анатомию, все достоинства и недостатки, как бывало, когда они еще не расстались, словно притяжение можно просчитать, сидя за столом и глядя на таблицу с двумя колонками.

До чего же ты дошел: лежишь и заполняешь воображаемую таблицу достоинств и недостатков единственной женщины, с которой ты после долгого перерыва спишь в одной комнате, женщины, которую тебе меньше всего хотелось увидеть снова! Судьба — или, скорее, нечто похожее на нее — свела их здесь, а теперь замерла в ожидании предсказуемых последствий. Но лейтенанту вся эта игра не нравится. Не станет он влезать неизвестно во что, особенно с Ирене Саммартино.

К тому, что сейчас произойдет, он готов. Ирене двигается неслышно, но стоит такая тишина, что Эджитто не может не узнать звук расстегивающейся молнии, шорох спального мешка, звук босых потных ног, прилипающих к синтетическому покрытию пола. Шаг, еще один. Лейтенант открывает глаза. Единственный источник освещения в палатке — огонек холодильника, похожий на далекий маяк, видный из открытого моря. Эджитто напрягается и пытается сообразить, как лучше из всего этого выпутаться.

Теперь расстегивается молния его спальника. Открывать огонь еще рано, думает он, подожду, пока враг приблизится. Ирене ложится на него и начинает жадно целовать ему шею, щеки, рот.

— Нет!

В тишине голос лейтенанта гремит, как гром.

Она замирает — не внезапно, а словно для того, чтобы перевести дыхание.

— Почему?

— Нет! — повторяет Эджитто. Зрачки уже привыкли к слабому свету, наверное, они максимально расширились, теперь он различает над собой лицо Ирене.

— Разве это не дикость — то, что мы с тобой спим отдельно, хотя достаточно сделать шаг…

— Наверное. И все-таки нет. Лучше… не надо.

Мгновение он колеблется. Его тело проявляет неожиданный интерес к ночной посетительнице, не слушается, пытается сбить его с толку. Эджитто уже забыл, почему он решил не попадаться в ловушку. А кстати, почему? Потому что он раньше так решил, вот почему. Из-за ответственности перед самим собой. Чтобы себя защитить.

Ирене не слезает с него. Лейтенант чувствует, как ее рука быстро скользит к нему в пах, залезает в трусы. От соприкосновения с пальцами Ирене по всему телу разливается наслаждение. Эджитто решительно останавливает ее руку. Отводит в сторону. Затем откашливается, чтобы голос звучал решительно:

— Уходи! Немедленно! Желаю спокойной ночи!

Она встает на колени. Это оказалось легко, думает Эджитто, легче, чем он ожидал. Ирене опускает одну ногу на пол, теперь он свободен. Сейчас она уйдет. Он спасен.

Неожиданно, словно тореадор, взмахивающий перед быком красной тряпкой, она распахивает спальник. На голые ноги лейтенанта обрушивается поток холодного воздуха. Эджитто опять бормочет «нет», но на этот раз сопротивляется слабо.

Он уступает ей, продолжая в душе бороться с самим собой. Потом закрывает глаза. Ладно. О’кей.

Когда все кончено, он спрашивает Ирене, не хочет ли она остаться до утра в его постели — раскладушка узкая, но они поместятся. Он делает это из вежливости, лицемерно и неуклюже стараясь загладить прежнюю неловкость.

— О чем ты? — говорит она. — Спокойной ночи, Алессандро! — дотрагивается губами до его лба.

В темноте Ирене на что-то натыкается — наверное, на стойку с дефибриллятором.

— Черт! — вырывается у нее.

— Ударилась?

Ирене мычит от боли. Ответа нет. Эджитто улыбается под прикрытием темноты.

В черной, как нефть, ночи, когда лейтенант наконец-то погружается в сон, двое солдат, дежурящие на главной башне, замечают необычное движение в лагере афганских водителей. Чтобы получше все разглядеть, они присоединяют к биноклю прибор ночного видения, но нужда в нем сразу же отпадает: зажигаются фары одного из грузовиков. Один-единственный грузовик медленно отправляется на юго-запад, к выезду из долины, и через несколько минут исчезает из виду.

Солдаты обсуждают, стоит ли поставить в известность командира, но решают, что веского повода будить офицера среди ночи нет. Они прекрасно могут сообщить эту радостную весть и утром.

— Решили уехать, — заключает один.

— Да уж. Давно пора.