Человеческое животное

Я искала следы ее личной жизни в квартире и почти ничего не нашла. Но, рассматривая книжные полки, заметила сложенный лист бумаги, засунутый между страницами Flora Islandica. На листе от руки написаны два предложения, попеременно. Семь раз каждое.

Я жду тебя.

Я не жду тебя.

Бабушка словно примерялась, размышляя, какое из двух выбрать. Я спросила у мамы, и она сказала, что ничего не знает. Или буквально: те, с кем я общаюсь, ничего не рассказывают.

Я также упомянула двадцать девятый пункт в разговоре с сестрой, что дало ей возможность завести речь о моем зяте.

— Происходят вещи, которых человек не предполагает, — сказала она.

— Например? — спросила я.

— Сигурбьярт.

— Что с ним?

— Вчера мы с ним долго разговаривали.

Не так давно сестра поделилась, что ее муж изменился.

— Подозреваю, что на работе им кое-кто увлекся, он явно в курсе, и ему это нравится.

— Вот увидишь, Дия, — говорила мне бабушка, — то, что не происходит, не менее важно, чем то, что происходит.

Чем больше я пытаюсь собрать пазл жизни двоюродной бабушки, тем больше вопросов возникает.

Мир все еще черный

Я просыпаюсь в самый короткий день года, в самую длинную ночь года.

Еще далеко до того, чтобы свет озарил небо и мир обрел форму. Я прислушиваюсь к звукам в доме и, кажется, слышу шаги в мансарде. Вылезаю из кровати и отодвигаю занавеску. Над кладбищем свинцово-серой пеленой лежит туман. Самолет появляется из-за одного облака и исчезает за другим. День никогда не начнется.

Идя на кухню, слышу, как кто-то взбегает по лестнице и чуть позже стучит в мою дверь. На лестничной площадке стоит моя коллега Вака и говорит, что проскочила с мужчиной, который поднимался в мансарду. Она протягивает мне пакет из пекарни, приносит две подушки и устраивается на краю бархатного дивана. Когда она пришла ко мне в гости в первый раз, квартира ее явно удивила. Она так и сказала:

— Неожиданная квартира.

Сейчас у нее серьезный вид — как выясняется, ночью она приняла ребенка, который должен был родиться только через три месяца.

— Девочка слишком рано появилась на свет, — делится Вака.

Иногда, думаю я, дети заставляют себя ждать и задерживаются на несколько недель, иногда рождаются слишком рано, крохотные, с синей сосудистой сеткой под белой кожей, тонкой, как рисовая бумага.

— Она не была готова, — продолжает Вака, кладет подушку под голову и откидывается на спинку.

Я предлагаю сварить кофе, наливаю в кастрюлю воду, включаю конфорку.

Случается, дети рождаются и в ту же минуту умирают, иногда сердце делает несколько ударов, затем сердцебиение затихает и свет гаснет.

Я расставляю на столе чашки с блюдцами, делаю бутерброды из принесенных коллегой бейглов.

— Ребенок был жив?

— Да, увезли в реанимацию.

Вака поднимает чашку, поворачивает, ее губы шевелятся.

— Этот белый сервиз от Хьёрта Нильсена.

Некоторое время она молча ест бейгл, затем говорит:

— Я узнала, ты потеряла ребенка при родах.

— Да, это так. Мальчика.

— Как давно?

— Шестнадцать лет назад. В июле, — добавляю я.

— Он был доношенным?

— Да.

Случается, пациентки спрашивают, есть ли у меня дети, и я отвечаю, что нет. Если бы они спросили, рожала ли я, то я бы ответила: то, что я стала матерью, почти ничего не изменило.

Коллега допивает кофе, собирает со стола хлебные крошки и, высыпав их на тарелку, говорит:

— Прошлой ночью мне приснился странный сон.

Она замешкалась, затем продолжила:

— Приснилось, что мне поручили заботиться о шести малышах, все девочки, и я с ними одна. Я должна была их кормить, но у стола стоял только один детский стульчик.

Обычно акушеркам снятся роды, когда они ждут младенца. Или мечтают о детях. У двоюродной бабушки всегда были наготове толкования снов. Обзавестись ребенком означало большую удачу для замужней женщины и трудности для незамужней; увидеть, что ребенок падает, предвещало неприятности; что он дерется означало удачу; плачущий ребенок — к хорошему здоровью; бегущий ребенок — не к добру; идущий ребенок — к свободе, а много детей — к большому счастью. В то время как беззащитные дети предупреждали о грядущих трудностях.

— Сон может означать, что на тебя давит ответственность, — говорю я коллеге.

Мне также приходит на ум ее дополнительная нагрузка в спасательной команде. Однажды поиски туриста продолжались все выходные, и, придя в понедельник утром на работу, Вака рассказала, что, когда метель стихла, его нашли вблизи холма, где он пытался укрыться от непогоды.

— Мы знали, что того, кого ищем, уже нет в живых, — добавила она.

Я налила в чашки кофе.

— Я велю женщинам слушать свое тело, как нас учили. Но слушает ли тело женщин?

Сделав глубокий вдох, Вака отвечает на свой вопрос сама:

— Нет, не слушает.

Она отпивает кофе и продолжает:

— Я тут недавно прочитала, сколько женщин в мире умирает за день при родах.

— Ты имеешь в виду всего?

— Да, всего.

Она смотрит вниз.

— Восемьсот тридцать женщин в день.

Она поднимает взгляд и смотрит на меня.

— Как если бы в один день разбились четыре пассажирских самолета.

Она снова в замешательстве.

— Тогда сообщили бы в новостях, — говорит она в заключение.