Человечество - для чего оно?

Существуют ли какие-нибудь пространственные пределы для геокосмологических исследований? Едва ли. Изучая планеты солнечной системы, наука будет опираться на знания о Земле. Изучая планеты других солнц, наука будет использовать знания о планетной системе нашего Солнца и вновь выверять их в космическом далеке. Это означает, что геокосмология со временем начнет подготавливать научную базу для дальнейшего космического расселения человечества.

«Коммунизм для нас, — писали в середине девятнадцатого века К. Маркс и Ф. Энгельс, — не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние». (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, изд. 2, т. III, стр. 34).

«Действительным движением» этим охвачено ныне все человеческое общество, и оно уже давно приобрело планетарные масштабы, а в будущем приобретет и космические. Как во всяком движении, в нем сталкиваются противоборствующие начала, и старое уступает место новому, и отпадают боковые ветви… И неизменно совершается главное-уничтожается прежнее состояние во всем; и в отношениях между людьми, и в отношениях между человеком и обществом, и в душе человека, и в его взаимосвязях с внешним миром.

Долгое время люди лишь мечтали о том, чтобы сделать окружающий мир, свою планету прекрасной. Теперь мечта эта становится прямым социальным и экономическим требованием, и наука должна позаботиться об этом. Идет великое обновление, и едва ли есть что-нибудь более увлекательное, чем следить за его путями и участвовать в нем.

1963 г.

«ЭТЮДЫ ОПТИМИЗМА»

Трудно предположить что-либо более случайное, чем «союбилеи». Размышляя об Илье Ильиче Мечникове, ученом, который давно интересовал меня, я уже во время работы с некоторым удивлением обнаружил, что к его стодвадцатипятилетнему юбилею история подобрала таких «союбиляров», что прекрасней и не придумаешь. Речь идет о 1970 годе, а он таки действительно оказался щедр на юбилеи. Судите сами. В этом году человечество отмечает столетие со дня рождения Владимира Ильича Ленина и стопятидесятилетие одного из основоположников марксизма — Фридриха Энгельса… Двести лет назад родился выдающийся немецкий философ Гегель, а две тысячи пятьсот лет до этого года умер великий древнегреческий философ-материалист Гераклит Эфесский.

При всем различии эпох деятельности, рода деятельности, судеб юбиляров ныне их объединяет одно бесспорное: вечные имена, бессмертие.

Мир Мечникова огромен. Ученый с мировым именем, биолог широкого профиля, он занимался зоологией беспозвоночных, микробиологией, он внес немалый вклад, будучи последователем Дарвина, в эволюционное учение. Мечниковым создана наука о невосприимчивости к болезням — иммунология, и он же создал науку о старении человеческого организма и о преодолении преждевременного старения — геронтологию.

Любой род его многогранной деятельности достоин такого же рассказа, как задуманный мною, но известно, что нельзя объять необъятное.

Я посвящаю свой рассказ мировоззрению Ильи Ильича Мечникова, его оптимистическому учению о человеке.

Первое русское издание его книги «Этюды оптимизма» вышло в 1907 году, и внешне это странно… Недавно задушена первая русская революция… Разогнаны прогрессивные организации, а деятели их либо эмигрировали, либо ушли в подполье… Откровенно торжествует реакция… Мистические настроения захлестывают интеллигентов. К богостроительству склоняются и умнейшие из них. Даже Горький. Даже Луначарский, образованнейший человек своего времени. На виньетках декадентских стихов — черные вороны и женщины в черном… Проповеди смерти… Проповеди счастья в смерти… Сообщения о возрастающем количестве самоубийств…

Один из светлейших умов того времени, крупнейший ученый К. А. Тимирязев, сравнивая настоящее с недавним прошлым, писал: «Наступила пора еще более мрачного отчаяния, обманутых общественных надежд, повлекшая за собой, как всегда бывало в истории, безразличие, стремление чем-нибудь себя одурманить…» Да, картина и в самом деле типичная для послереволюционных дней, даже если революция была еще поверхностной, неглубокой, не сумевшей всколыхнуть весь народ…

И вдруг — «Этюды оптимизма»!

Тимирязеву принадлежит весьма точное обозначение черт реакции, сменяющей короткую полосу свободомыслия: «Равнодушие к строгой научной мысли, мистицизм, метафизическое празднословие, всякого рода декадентство — признаки застоя или попятного движения мысли…»

На титульном листе книги «Этюды оптимизма» написано: «…перевод с французского». Книга была создана в Париже и там же впервые издана.

Может быть, ее автор не знал, что творится у него на родине?

Знал. И в предисловии к русскому изданию с горечью написал: «Несмотря на столь свойственную русским людям любовь к теоретизированию, наука в России переживает продолжительный и тяжелый кризис», а наука была для Мечникова единственным светочем в жизни, его «политикой», как писал он сам.

И все-таки — «Этюды оптимизма»!