Человечья магия

Я и не заметил, как оказался на старом кладбище. Долго бродил среди обросших мхом камней, и все мне казалось, что продолжаю слышать дедовский смех. Отвратительный, громкий и неотвязный.

Уши горели.

Назад пошел дальней дорогой, огибающей холм и выводящей к дому со стороны чёрного хода. Напрямик гораздо быстрее, но мне некуда больше спешить. И незачем.

Солнце окончательно скрывается за холмом, больше на плечи ничто не давит. Если смотреть только под ноги, можно подумать, что сейчас раннее утро или поздний вечер. День — время тех, кем я никогда не стану и кого никогда не пойму, сколько бы ни пытался.

И пытаться не буду больше, хватит. Напытался уже.

Холодно.

В тени холма осень чувствуется яснее, тянет промозглой сыростью от влажной земли — здесь она не просохла после ночного ливня. И уже не просохнет. Осень. Будут новые ливни. Листья сгниют. Покроются тонким налетом лунного серебра, таким же красивым, как настоящее, и обжигающим не хуже. Но это случится еще не завтра.

Завтра…

Может быть, Король и не потребует показательной казни. Может быть, даже и вообще казни не потребует. Никакой, даже номинальной. Вполне может быть. Человек там или не человек, но я все-таки мастер серебряных дел, единственный в столице и лучший в Предгорье. Вряд ли Король захочет терять такого мастера.

Но доверять он мне перестанет.

А от королевского недоверия до королевской немилости…

К тому же он несдержан на язык, наш Король. Он совершенно не умеет хранить секреты, особенно чужие, а я за последние полсотни лет пользовался лицензионным правом пользовался хоть и не так уж часто, но все-таки пользовался.

Вынырнувшее из-за крыши дома солнце неожиданно бьет в глаза, заставляя жмуриться. Как быстро дорожка кончилась, а ведь вроде бы дальняя, обходная. Солнечные лучи ощутимо давят в лицо, оттесняют назад, словно пытаются столкнуть с вершины холма вниз, в холод и сумрак. Меня разбирает задавленный смех, колючими пузырьками царапает горло, мелкой дрожью дергает плечи. Солнце торопится. Не спеши! И без тебя найдется — кому.

На дверях у меня сроду не было замков, репутация хранит куда надежней. Только щеколда. Серебряная, правда, но это уже скорее дань традиции. Привычное легкое жжение в пальцах почему-то тоже кажется ужасно смешным. Давлю приступ на вдохе и плотно прижимаюсь щекой к фигурной серебряной обрешетке прежде чем войти. На пару ударов сердца, чтобы обожгло как следует. Зато смеяться больше не хочется. Остается только дрожь, легким отголоском, мелкая и противная.

Королевский эдикт висит невысоко, достаточно руку протянуть. Возиться с хитрыми защелками лень, поэтому просто разбиваю стекло об угол и выколупываю шелковую бумагу из серебряной (а как же иначе!) рамочки. Стряхиваю осколки и спускаюсь в подвал.

Дверь оставляю открытой.

И вторую — тоже.

Хорошо, что отпечаток решетки жжет кожу — боль отвлекает.

— Клан Фейри-Ке приносит гостю-пленнику официальные извинения за недостойные поступки, совершенные мысленно, словесно и деятельно представителем клана Фейри-Ке по отношению к гостю-пленнику. Клан Фейри-Ке намерен возместить причиненный ущерб в полном объеме и безо всяких оговорок…

Хорошо, что есть официальная формула, за которой можно спрятаться, и не надо ничего выдумывать самому. Хорошо, что формула эта предписывает смотреть в пол, а не разглядывать в упор того, к кому обращаешься. Жаль только, что формула эта короткая, и предки далеко не все сумели предусмотреть.

— Вот, — желтый листок с шелестом падает на пол. Надеюсь, ты не сочтешь это еще одним оскорблением, но уж тут выбирать не приходится. — Это пропуск. Вид на жизнь. И лицензия на… ну, сам разберешься. Только имя свое впиши, я бы и сам, если бы знал. Ты свободен. Можешь идти куда хочешь. Наверху… на столе — серебро. Твое. И еще раз. Извинения. От клана. И от меня. Лично.

Все.

Можно уходить.

Отворачиваюсь и делаю шаг. Нет, я не бегу — просто шаг, быстрый, но не оскорбительный. Я ведь не входил далеко, у самой двери встал, специально, чтобы…

— Что с твоим лицом? — спрашивает он вдруг.

Пожимаю плечом, не оборачиваясь. Не ответить — оскорбление.

— Обжегся.

А вот теперь я уже бегу.

В мастерскую нельзя — он может туда прийти и попросить… а, не важно, чего, главное, что придется с ним разговаривать и на него смотреть, зная, чего я от него хотел. И кем он меня из-за этого может — и должен! — считать.

На второй этаж тоже нельзя — там дед.

Какой же он, оказывается, маленький, наш клановый дом…

Выхожу на веранду и быстро пробегаю по ней за угол. Тут навалено всякого хлама, но если второй раз завернуть — будет маленький закуточек, старое кресло и какие-то ящики, кажется, чей-то старый гроб, была раньше мода… Здесь я прятался, когда был мелким, в кресле как раз хватает места усесться с ногами.

Пусть уходит.

Я и так уже натворил слишком много.

Но кто же мог знать, что такая мелочь… Дед мог. И я бы мог — если бы спросил. Не спросил. Значит — сам виноват. Самому и отвечать.

Странно. А ведь не страшно совсем. Становиться человеком я куда больше боялся. Во всем есть свои плюсы, если подумать и поискать хорошенько.

Только вот холодно…