Острая боль пробивает правое бедро несколькими сантиметрами выше колена. Сдавленный вскрик вырывается из груди человека. Разум пуст, он ждёт исхода. Нога сгибается под неестественным углом, но равновесие удаётся сохранить – он падает на правое калено, спина согнута, опирается на руки.
На какие-то мгновения, где-то в затаённых уголках черепной коробки пролетает мысль об остановке. Сдаться. Перестать бежать, задыхаться и терпеть боль. Но этот миг сменяется стремительным уколом страха смерти, желания жить. Безумным страхом, от которого хочется спрятаться в теплых объятиях матери и плакать – нет, даже рыдать от бессилия. И грязный честный стыд.
– Взять его! – орал всадник за спиной человека.
Прерывистое дыхание. Бесконечная и влекущая мгла между ветвей необычайно высоких елей, уходящих в серо-синее небо. Человек поднялся, борясь с болью в ноге, подкашивающей, пульсирующей во всё тело. Первый шаг и он чуть не упал, шаг правой ноги, похожий скорее на бросок чего-то чужеродного прочь, лишь бы не касаться. Левая-права, левая-правая. И вот он уже входит в лесную свежесть, охватывающую его со всех сторон, хлестающую холодным воздухом по щекам. Врывается меж еловых ветвей и иголок, затягиваемый в лесную глубь невидимой щупальцей. Гонимый смертью.
6
– Больше глотку драл, етот ублюдок, – проворчал косматый чёрный воин, водя большим пальцем по лезвию боевого топорика, с въевшейся в топорище кровью, и вглядываясь в плотную хвойную чащу, – Где мы его ыскать должны тперь? Ну, Асгрим, он точно сюда бжал?
Лучник ответил раздражённым вздохом и продолжил вглядываться в мох и хвойный ковёр, в поисках следов. И да, след был, отменный след – неестественные колеи в еловых хвоинках, ведь правую ногу беглец считай тащит, волочит бесполезным грузом; выше на ветвях самой ели едва заметная кровь, уже успевшая принять ржавый цвет. Лучник пошёл по хвойному оттиску на северо-запад, ведя с собой четверых щитоносцев в таких же очернённых кольчугах. Временами след терялся на пустынном холмике, а где-то уходил в мховый ковёр. А время безжалостно улетало, приводя закат под ручку с тьмой, накрывающей густой лес. Осенний вечер делал воздух меж деревьев ещё прохладнее, освежая тело. Становилось по-осеннему тихо. Лес замолкал, скрывая свои тайны.
Бригада вышла к бурной узенькой реке, пришедшей сюда явно с близлежащих гор. Ещё разгорячённая память отлично помнила и при каждом удобном случае напоминала запахи битвы, особенно выделяющиеся спустя некоторое время, но свежесть чистой горной реки расслабляла нервы, нежно проходясь пальчиками по каждому сплетению.
– Ну, нет, к бесу етого козла! Пущай чмокнет в зад хёвдинга! Мы не собираемся скакать в етой темени за беляком, он уже реку перешёл, где его тперь искать? Сам сдохнет, – возникал тот же косматый воин, обращаясь к лучнику и собратьям по оружию; смачно сплюнул и вывел ультиматум, – Как желаешь, следопыт, а мы с ребятами воротаемся, яки совсем месяц не забелел.
«Нет, в темноте его уже не выследишь. И верно, один беглый латник со стрелой в ноге не протянет и двух дней в лесу, – думал лучник, вглядываясь в пульсирующую лунным светом черноту меж елей и сосен на противоположном берегу, буквально всасывающую взор наблюдателя, в изрядно посеревшее золото берегового песка.»
– Да, уходим, – наконец, сухо ответил щитоносцам лучник, уже повернувший туловище обратно, но ещё наблюдающий за противоположным берегом – вслушивался и пытался выцепить острым взором хоть что-то.
7
Каждый шаг отдавался выстрелом изводящей и пульсирующей боли. Человек уже давно перешёл на шустрый шаг, но и это уже не помогало, каждое движение по перерытой корнями земле отдавалось истинной мукой. А вдруг усилившееся давление немногочисленного доспеха он ощущал всем телом. Слюна во рту отдавала металлическим привкусом, неприятно вязала, а глотание оной ещё больше возбуждало дикую жажду.
Он прислушался к окружающим звукам – тихо, ничего. Но так могло быть и потому, что его собственное дыхание заглушало всё вокруг. Согнулся в поясе, опёршись на здоровую ногу. Огляделся: бескрайние беспорядочные ряды сосен, уходящих в космическую даль неба и захватывающих дыхание от своего величия, редкие, но пышущие тёмно-зелёной силой ели, в которые так и хочется нырнуть, почувствовать их объём и чарующий хвойный аромат, а меж этих древ гулял бодрящий едва уловимый ветерок – дыхание леса. Ноги сами собой подкосились, и он припал спиной к сосне, глухо стукнувшись панцирем о ствол. Глаза закрылись. Человека сотрясало мелкой дрожью. Даже доспех, казалось, пылал от жара тела, а сотни метров бегом отдались втройне. Как же хотелось закрыть глаза и не открывать их, пока утренние лучи, заботливо и ласково касаясь глаз, не разбудят.