Человек

У меня чуть было ноги не подкосились. Я от неожиданности даже рот открыл, хотел выматериться.

— Шучу я, успокойся. Видишь, Палыч, этих никак нельзя. Сейчас для задания других пришлю. Враг будет повержен.

— Смотри, Ромка, не обмани, — смеясь и в то же время заискивая, говорил Палыч. И вдруг, ни с того ни с сего, он треснул кулаком по зубам мужичка сидевшего в клетке вместе с девушками и успевшего уже задремать.

А прокомментировал своё действие так:

— Ты что же думаешь, Воропаев, можно безнаказанно жену обижать? Думаешь, управы на тебя не найдем?

Чтобы не видеть все это безобразие, я развернулся, пошел на выход, но заблудился в коридорах. Забрёл в грязную и вонючую комнату, где на полу, прямо в форме милиции, лежал пьяный сотрудник. Его приятель, так же еле державшийся на ногах, увидев меня, стал кричать:

— Чего? Куда? Куда лезешь?

Тут, на моё счастье, объявился Роман и вывел из смрада на свежий воздух.

Пока шагали к выходу, он говорил:

— Беги скорей отсюда, а то насмотришься, будет уже не до чего.

Получив свои триста долларов и усадив меня с девушкой в такси, Роман на прощанье сказал:

— Заглядывай, Тимур-завоеватель, буду тебе рад. А с этой делай чего хочешь, только, не убивай.

С этими словами дверцу и захлопнул.

В такси, по дороге ко мне домой, ехали молча. Девушка заметно нервничала, грызла ногти. Поднимаясь по лестнице, остановилась на освещенной площадке и попросила сигарету.

— Не курю, — сказал ей я.

— Вообще-то я тоже, — затараторила она, пристально всматриваясь в мои глаза и стараясь понять, что я за человек. — Даже представить себе не могу, как это другие курят. У нас только и слышу: «Привыкла, не могу бросить». Что значит «привыкла»? Да, от этого дыма кони дохнут. К наркоте, говорят, привычка большая, если уколоться. Не знаю. Сомневаюсь. Я и простых-то уколов с детства боялась, а тут коли в себя всякую дрянь мерзкую затем, чтобы пьяной потом ходить. Иди, купи себе бутылку и напейся. Зачем иголкой вены сверлить? У нас девчонка по имени Зулейка. Вообще-то она Людка, а Зулейкой зовется просто так, для шарма, для красоты. Клиенты любят яркие имена. Меня же тоже не Анжелой, а Аллой зовут, но дело не в том. Вот эта Людка-Зулейка не может жить без кофе. Когда свободна, за сутки может выпить сто чашек кофе. Организмы у всех разные, по всякому люди живут. Я и одной чашки кофе выпить не смогу. Вот семечки — это да. Это моя страсть. Семечки если раз попробуешь, то уже не сможешь оторваться. Хочешь?

Алла достала из кармана пригоршню семечек.

— Что у тебя за семечки? — стал приглядываться к ним я.

— Обычные, от подсолнуха. Хочешь? Возьми.

— Только немного.

Войдя в холостяцкую мою квартиру, Алла все не могла успокоиться, всему удивлялась.

— Какой большой коридор! Какая большая комната! Какая большая кухня!

Я поставил на плиту чайник и спросил:

— Есть хочешь?

— Нет. Есть ничего не хочу, худею. Сегодня я уже поела. Съела банку сгущенки и выпила таблетку слабительного.

— Слабительного? Может, в уборную хочешь?

— Нет. Все нормально. Шампанского хочу или водки, немного.

— У меня нет спиртного.

— Сходи, купи. Трезвая в постель не лягу.

— Я не собираюсь заставлять тебя спать со мной.

В глазах у девушки появился ужас.

— А что же тогда ты со мной будешь делать? — еле слышно спросила она.

Алла побледнела, спала с лица и уже совсем другим, не похожим на свой, голосом, жалобно залепетала:

— Вы обо мне плохо не думайте. Я вас смогу удовлетворить. Я умею все. Могу «госпожой», могу «рабыней». Я обычно прошу клиента рассказать о своей службе в армии. Если он начинает рассказывать, как над ним издевались старослужащие, я его начинаю лупить чем попало, вхожу в образ госпожи. А если с упоением рассказывает, как сам издевался, то я тогда играю роль рабыни. Об одном прошу, не убивайте меня, пожалуйста. Я еще совсем молодая, жить хочется.

Алла заплакала.

— Да, что ты! Что ты! И пальцем не дотронусь, — стал утешать ее я. — Объясни, почему ты меня так боишься?

— Сама не знаю. Боюсь, а объяснить почему, не могу.

— Ну, успокойся. Слушай, ты можешь мне суп сварить? Какой-нибудь домашний, настоящий?

— Спрашиваете, — всхлипывая и утирая слезы, говорила Алла. — А можно нескромный вопрос задать?

— Любой. Какой угодно.

— Если нельзя говорить, то не говорите. Я всегда из-за своего любопытства страдаю. Кто вы по профессии?

— Учился в МЭИСе, Московском электротехническом институте связи. После института работал в ЦКБ, центральном конструкторском бюро при Министерстве связи. Шесть лет я там проработал, до девяностого года и перешёл в шведско-российско-австрийскую фирму, которая разрабатывает различную аппаратуру. Я специалист по разводке печатных плат. Чтобы было понятнее: разводка — это конструирование. А печатная плата — это стеклотекстолит, на котором установлены микросхемы, резисторы, конденсаторы. И их выводы соединены металлическими, металлизированными дорожками на печатной плате. Это уже тот продукт, который имеется в любой аппаратуре.