Человек

Пока они спали, сидел на веранде, слушал птиц, смотрел, как растут цветы, мечтал. Постепенно их дом пробуждался. Бабушка Гавриловна ставила самовар и поила меня чаем.

— Верка, поднимайся! — Кричала Гавриловна в доме. — Ухажёр твой давно пришёл. Смотри, разлюбит. Кавалеры не охочи до лежебок.

Вера вставала не сразу, а когда вставала, ещё долго ходила по комнатам, ахала, зевала, капризно ругалась с бабушкой, мамой, дядей Мишей, и лишь после этого, прихорашиваясь на ходу, выходила ко мне на веранду.

— Какой ты смешной. — Говорила она добродушно. — И откуда в таком крошечном тельце такие взрослые чувства? Тебе варенье положить?

Я кивал головой.

— Ты, Игорёк, ещё маленький и во взрослых барышень тебе влюбляться нельзя.

— Почему? — Удивлялся я.

— Потому, что я не смогу, даже если захочу, стать твоей женой. Я выйду замуж за сверстника, а скорее всего за человека, который будет гораздо старше. И если ты меня не разлюбишь, для тебя это станет трагедией. Будешь страдать. Только поэтому.

— Вера…

— Что, влюблённый мой? — Смеялась она.

— Если ты можешь стать женой человека, который гораздо старше тебя, то почему бы не попробовать стать женой человека, который тебя гораздо младше?

Вера в ответ на этот, для меня предельно серьёзный вопрос, хохотала до слёз и говорила, что её скорее в тюрьму или в сумасшедший дом посадят, чем разрешат выйти замуж за ребёнка.

Прошли годы, я встретил Веру Цветкову. Она поблекла. Шла под ручку с третьим мужем, который был её гораздо младше. Вспомнили прошлое, дачные деньки, мою безответную любовь и прослезились.

Молодой её муж отошёл с брезгливой гримасой в сторону.

28.01.1996 г.

Лентяй

Семён Жиганов проснулся от звонка будильника. На циферблате было шесть часов. Превозмогая головную боль, отправился умываться. Побрившись, почистив зубы, стал одеваться и настраиваться на предстоящий рабочий день. Точнее, на сутки. Так, как работал охранником на мясокомбинате, и работа была суточная.

— Не смогу. Сломаюсь, — обречённо сказал он вслух и лёг в не заправленную ещё, постель.

Спасительная мысль пришла тот час.

«Вызову участкового терапевта Костина, подмажу, и побюллетеню смены две. В себя приду».

Поставив золочёную стрелку будильника напротив цифры десять, он стал погружаться в сон.

«Вызов до двенадцати. Всё успею», — бормотал он перед тем, как заснуть.

В десять часов, на его просьбу вызвать врача на дом, неприятный женский голос сказал, что вызов закончен, и ему придётся прийти самому.

Проклиная Минздрав и грязно ругаясь, Жиганов поплёлся в районную поликлинику.

— Скажите пожалуйста, в каком кабинете принимает Костин? — Спросил Семён в окошке регистрации, сообщив предварительно адрес.

— Костин не принимает, ходит по вызовам. Ваш участковый Шоколадникова. Она сегодня будет работать во второй половине дня. Даже, чуть позже. Не с четырнадцати, а с шестнадцати. Триста двадцать пятый кабинет.

— Это невозможно. До четырёх её ждать я не смогу, — стал умолять Жиганов о помощи. — Направьте к другому терапевту. Я сильно болен, у меня температура.

— Идите к заведующему в триста двадцать четвёртый.

В кабинет к заведующему тоже была очередь. Не большая, состоящая из трёх человек.

Жиганов даже спрашивать не стал кто последний, просто стоял и ждал. Тут случилось непредвиденное. Подошла женщина в белом халате, годов сорока пяти и, обращаясь ко всем, сразу, стала выговаривать:

— Какие же вы подлые, бесстыжие, люди, Ни стыда у вас нет, ни совести. На вид все взрослые, солидные. А ведёте себя хуже некуда.

— В чём дело? — спросил Жиганов, у которого от её нытья зазвенело в голове.

Оказалось, что вчера кто-то нагадил, на запасной лестнице.

— По-моему, это сделал мужчина, — поспешила с вердиктом пожилая пациентка, — женщина в любом случае дошла бы до туалета.

— А вот и нет. Не мужчина. Потому, что там гигиеническая тряпочка лежала. Но вы-то каковы. Нет бы пристыдить, так наоборот. Кто-то ей бумагу через лестницу просунул. Где же ваша совесть? Сказали бы, знаешь, милая, иди-ка в туалет.

Жиганову стало ясно, что для женщины в белом халате все пациенты безлики и представляют собой единое неистребимое зло. Те, что были вчера, будут и сегодня и завтра и послезавтра. И цель у пациентов только одна — мучить врачей. Вчера между вторым и третьим навалили кучу, сегодня, с утра, собрались у кабинета заведующего и что-то ещё нехорошее замышляют.

Семёна это возмутило. В поликлинике полно врачей, медсестёр, уборщиц, а виноваты больные люди, пришедшие в поликлинику на следующий день после случившегося. И ведь начни объяснять, что в этом виновата, прежде всего, она и винить должна только себя — не поймёт.

Еле сдерживаясь, чтобы не накричать на врача, Жиганов направился к выходу и тут — нечаянная радость, сюрприз, награда за терпение. По лестнице поднимался Костин.

— Пал Андреич, здравствуйте, — засуетился Семён, рабски кланяясь. — Тут такое дело, заболел. Дочка с женой гриппуют, лезут целоваться. Не оттолкнёшь, вот и заразили. Хотел вас на дом вызвать, да опоздал.

— Пойдёмте, — устало пригласил врач.