В один и тот же час: грабитель
(Он по большим дорогам разбивал
И в петлю, наконец, попал),
Другой был славою покрытый
Сочинитель.
Он тонкий разливал в своих твореньях яд.
Вселял безверие, укоренял разврат,
Был, как Сирена, сладкогласен
И, как Сирена, был опасен.
В аду обряд судебный скор:
Нет проволочек бесполезных.
В минуту сделан приговор.
На страшных двух цепях железных
Подвешены больших чугунных два котла.
В них виноватых рассадили.
Дров под разбойником большой
Костер взвалили,
Сама Мегера их зажгла
И развела такой ужасный пламень,
Что трескаться стал в сводах
Адских камень.
Суд к сочинителю, казалось,
Был не строг.
Под ним сперва чуть тлелся огонек,
Но там, чем далее, тем боле разгорался.
Вот веки протекли, огонь не унимался.
Уж под разбойником давно костер погас,
Под сочинителем он злее с часу на час.
Не видя облегченья, писатель, наконец,
Кричит среди мученья,
Что справедливости в богах нимало нет,
Что славой он наполнил свет
И ежели писал немножко вольно,
То слишком уж за то наказан больно.
Что он не думал быть разбойника
Грешней.
Тут перед ним во всей красе своей
С шипящими между волос змеями
С кровавыми в руках бичами
Из адских трех сестер явилася одна.
- Несчастный, - говорит она,-
Ты ль Провидению пеняешь?
И ты ль с разбойником себя равняешь?
Перед твоей - ничто его вина.
По лютости и злости
Он вреден был пока лишь жил.
А ты? Твои давно истлели кости,
А солнце разу не взойдет,
Чтоб новых от тебя не осветило бед.
Твоих творений яд не только не слабеет,
Но, разливался, век от веку лютеет.
Смотри! Тут свет ему узреть она дала.
Смотри на злые все дела
И на несчастия, которых ты - виною.
Вон дети - стыд своих семей,
Отчаянье отцов и матерей,
Кем ум и совесть в них отравлены? Тобою.
Кто, осмеяв, как детские мечты,
Супружество, начальства, власти
Им причитал в вину людские,
Все напасти и связи общества
Рвался расторгнуть? Ты.
Не ты ли величал безверье Просвещеньем?
Не ты ль в приманчивый прелестный вид
Облек и страсти, и порок,
И вон опоена твоим ученьем,
Там целая страна полна
Убийствами и грабежами,
Раздорами и мятежами
И до погибели доведена тобой.
В ней каждой каплей слез
И крови ты - виной.
И смел ты на богов хулой вооружиться!
А сколько впредь еще родится
От книг твоих на свете зол?
Терпи ж. Здесь по делам тебе
И казни мера, -
Сказала гневная Мегера.
И крышкою захлопнула котел.
(1816 год.)
Почти 170 лет прошло со времени написания этой басни. За это время неузнаваемо изменился мир и многое в нем. Только сочинителей стало больше, и творят они с большим упоением, но с еще меньшим контролем.
Да, литературная пошлость сменила длинное платье на мини-юбку. А бедную любовь сочинители так обобрали, что ей не в чем выйти в наше культурное общество, и приютом для нее остаются лишь скромные сердца.
Не окинуть мысленным взором всего написанного людьми. Это похоже на безбрежные плантации мака, из которого вырабатывают опиум.
Грузинский мыслитель Петр Ивер писал: «Дух человека материализуется только в слово».
Книга - это воплощенный в слово дух автора. Он источает энергию мысли, которые потом врываются в разум читателя, как микрочастицы из космоса, будоражат чувства, расшатывают нравственность, и человечество идет к вечности, с трудом вытаскивая ноги из греховного месива.
Вымирают «Дон-Кихоты», вытесняемые «Дон-Жуанами». Первые еще пытаются удержать на своих плечах норму взаимоотношений ОН - ОНА. Вторые - затоптать в грязь усилия первых, упростить эти взаимоотношения до стадного уровня.
Вымирают Дон-Кихоты...
И когда-нибудь археологи будущего, изучая причины гибели нашей цивилизации, вскроют культурный слой наших веков и отметят в своем журнале: «Мир был пропитан грехом, как шпалы креозотом - насквозь».
Если бы человечество не было слепо духовно, оно давно бы уже разглядело за всем этим мрачную фигуру «гения холода и мрака», который руководит глобальным процессом распада, затопляя мир половодьем греха и безнравственности.
Творчество духов
Жажда творить усаживает не только человека за письменный стол. Чем объяснить: недостаточностью ли темпов литературного творчества людей, отсутствием ли подходящего таланта, вроде Врубеля от литературы, чья фантазия позволяла бы создать литературного «ДЕМОНА», или же желание блеснуть талантом - не знаю. Но демоны иногда сами берутся за перо.
Вот пример бесовского творчества во время спиритического сеанса:
«Когда гений холода бросает с бледно-серого неба серебристый, осыпанный алмазами плащ и, как заснувшую царицу, окутывает им землю; когда в долине бессветных вечеров за стенами жилищ разгораются ожесточенные воздушные битвы злых духов, и стены содрогаются от неистовой ярости этих враждебных сил, а сердце сжимается от их воплей, стонов и визгов, - не отрадно ли тогда в тишине покоя, перед пылающим очагом следить за летучей пляской огненных саламандр? Какая ласковая успокоительная теплота обонимает твое застывшее тело! Отдаваясь этому теплу...» и т.д. Это отрывок из целой тетради литературно-художественных произведений духов, собранных бывшим спиритом, ставшим впоследствии христианином.