Человек без лица

— А ставками были жизнь и смерть. — Голос Реймонда послышался неожиданно за спиной у Бьюкенена, заставив того резко обернуться.

7

То, что Бьюкенен увидел, ошарашило его. Сбило с толку. Заставило усомниться в здравости собственного рассудка. На какой-то миг он подумал, что у него, должно быть, галлюцинации, что усталость в сочетании с контузией исказила его восприятие.

Но когда Реймонд вышел из дымной пелены, которую заходящее солнце окрашивало в алый цвет, Бьюкенен был вынужден признать, что представшее его глазам, несмотря на всю свою гротескность, было определенно реальным и внушало тревогу.

Реймонд был частично обнажен. Его талия и низ живота были защищены толстыми кожаными накладками. Такая же броня прикрывала его плечи, локти и колени. Вся остальная поверхность тела была открыта, видны были соски. Его мышцы свидетельствовали о силе и тонусе, какие можно приобрести, только если тренироваться по многу часов ежедневно.

Бьюкенен был в отличной форме перед началом своей миссии в Мексике. Но он уже так давно находился в постоянном движении и так был ослаблен всеми своими ранениями, что ему было не до упражнений, и от своей лучшей формы он был очень и очень далек.

Кожаные доспехи Реймонда выглядели достаточно гротескно. Но чувство сюрреального усиливалось еще и шлемом, который был на нем и который украшали длинные яркие перья всех цветов радуги, заглаженные назад и создававшие иллюзию того, что один из воинов майя прошел не только сквозь дым, но и сквозь время. Кроме того, у него был с собой большой мяч, который он бросил на каменную площадку. Мяч ударился и покатился, издав звук, говоривший о том, как он плотен и тяжел. Реймонд швырнул к ногам Бьюкенена кожаные накладки.

— Раздевайся и надевай это.

— Еще чего! — ответил Бьюкенен.

Реймонд подобрал мяч и запустил им в Бьюкенена. Тот уклонился, но недостаточно быстро, так как действие парализовавшего его яда еще не прошло. Скользящий удар мяча по левой руке оказался неожиданно болезненным.

— Раздевайся и надевай доспехи, или не продержишься в игре и тридцати секунд, — приказал Реймонд.

Бьюкенен повиновался, но не спешил, выгадывая время, рассчитывая. Наверху, на террасе, стояла испуганная Холли. Бьюкенен силился придумать какой-нибудь способ бегства для них, но любой план оказывался бессильным против охранника рядом с Холли и автомата у него в руках. Охранник выстрелит прежде, чем Бьюкенен успеет вскарабкаться на стену и добраться до них.

Чувствуя, как у него по обнаженной коже бегут мурашки, несмотря на стекающие капли пота, он приладил на себя эти шершавые толстые кожаные доспехи.

— Я сделал их сам, — похвастался Реймонд, — по изображениям на этих камнях. — Он показал на часть стены слева от Бьюкенена, точно под вертикальным кольцом. — Вон тот рисунок меня особенно заинтересовал.

Нахмурившись, Бьюкенен взглянул в том направлении, и на какую-то долю секунды изображение — воин в доспехах и украшенном перьями головном уборе — показалось ему как две капли воды похожим на Реймонда.

— Когда я впервые ступил на эту площадку, — продолжал Реймонд, — то почувствовал, будто вернулся домой. Почувствовал, будто уже бывал здесь, будто когда-то играл здесь. Очень, очень давно.

Взгляд Бьюкенена был все еще прикован к рисунку. Он содрогнулся, поняв, что воин держит в руке отрезанную человеческую голову, которую поднял за волосы, а из шеи капает кровь.

— Вот это я и имел в виду, говоря о жизни и смерти, — усмехнулся Реймонд. — Видишь ли, проигравшие расплачивались жизнью, их ждала казнь. А выигравший? Он не только оставался в живых. Он еще и выступал в роли палача.

— О чем мы здесь толкуем? — резким тоном спросил Бьюкенен. — Уж не хотите ли вы сказать, что, если я выиграю, вы меня отпустите на все четыре стороны?

На площадке для игры в мяч воцарилось молчание.

— Так я и думал, — констатировал Бьюкенен. — Для меня при любом исходе игры выигрыш не предусмотрен.

— Может, так было и во времена древних майя, — перебил его Драммонд своим скрипучим старческим голосом.

— Как прикажете это понимать?

— В кругах историков цивилизации майя существует теория, что казнили вовсе не проигравших, а наоборот — выигравших.

— Это абсурд, — возразил Бьюкенен. — Какой идиот захотел бы играть на таких условиях?

— Реймонд разделяет вашу точку зрения. Но по этой теории победа в игре была такой честью, которая ставила вас на одну доску с богами. Следующим логическим шагом было принесение вас в жертву, чтобы вы могли занять свое место в обществе богов.

— Похоже, что в выигрыше оставались только зрители.

— Да, — согласился Драммонд. — Как я рассказывал вам, я гонюсь за уникальным. И вот сейчас мне представляется уникальная возможность увидеть редкость. Впервые за последние пятьсот лет состоится игра в пок-а-ток. Специально для меня.

— И каким же образом все это должно доказать, говорю ли я правду относительно подразделения особых операций, которое пошлет сюда людей, чтобы отыскать меня? Что я должен сделать, чтобы сохранить голову?