Человек без лица

Мощная машина быстро развернулась, сделала круг, набирая скорость, и с разгону ударила в угол вагончика. Вагончик удара не выдержал и завалился набок, подставив единственное свободное окно небу – из такого положения не постреляешь. Тут же на боковую поверхность, теперь обращенную к тому же небу, запрыгнули два офицера спецназа ФСБ, бегом следовавшие за БТРом, и «уронили» сквозь решетку две газовые гранаты. Остальное было делом техники. Если стены выстрелы гранатомета выдерживали, то двери этого было не дано. Трех раненых и двух просто обалдевших от газа боевиков вытащили на свежий воздух и сразу ткнули кашляющими физиономиями в сугроб. Руки за спину, на руки наручники – ситуация стандартная.

– Подождите… – командир группы ОМОНа, обнаружившей боевиков, подошел с фонарем и поочередно осветил лицо каждого из задержанных, сверяя его с фотографией.

Беспамятного неизвестного, из-за которого и поднялся такой переполох, среди боевиков не оказалось. Омоновец вздохнул, потому что приказ никто не отменял, и поиск следовало продолжать.

Подполковник Хожаев отставил стакан чая и передал последнюю страницу протокола допроса Толида Хармуша капитану Трапезникову. Тот читал быстрее, чем подполковник, и через минуту тоже отложил страницу и взялся за свой стакан. Трапезников даже замерзнув, не любил пить чай, от которого пар валит, и всегда дожидался, когда тот слегка остынет. Подполковник же за это время свой стакан уже оставлял пустым.

– И что нам это дает? – с откровенным скепсисом спросил капитан.

– Ничего не дает. Первые допросы всегда бывают такими. Ничего не видел. Ничего не знаю. Спросите у убитого. Хармуш еще ориентируется в обстановке, присматривается. Поведение естественное. Надо его слегка поторопить, а для этого следует попросить «вертухаев»,[22] чтобы его посильнее прижали в камере. Пусть для начала спать не дают. У них много для этого способов. И воду пусть поставят соленую. Уже к утру начнет говорить иначе. Не начнет, пусть к нему в камеру кого-то подселят. Они знают, кого…

Хожаев поднял трубку внутреннего телефона и позвонил дознавателю. Оказалось, тот уже распорядился.

– К утру сам на допрос попросится. Я по глазам вижу, это не тот орешек, который трудно расколоть.

– Еще имей в виду, – сказал подполковник. – Нам показания не для суда надо, а для оперативной работы. И как можно быстрее.

– Выбьем, – пообещал дознаватель.

Подполковник положил трубку и посмотрел, что пишет на отдельном листе бумаги капитан Трапезников. Но читать перевернутый текст он не умел и потому просто дождался, когда капитан закончит работу.

– Я запрос подготовил, – сообщил Трапезников. – Исхожу при этом из предпосылки, что наш Неизвестный прибыл в Грозный с последним или хотя бы с предпоследним поездом. Омоновцы говорят, он очень удивился, что оказался в Грозном. Значит, он не местный. По крайней мере, постоянно проживает не здесь. Разошлем фотографию всем проводникам вагонов. Пятьдесят на пятьдесят, что кто-то вспомнит.

– Фотография плохая. Спящий, с побоями, с перевязкой. На мертвого слишком похож. Таких только спецы определяют.

– Тем не менее это шанс.

– И на память проводников полагаться…

– По нынешним временам у проводников работа такая, что приходится к каждому пассажиру присматриваться. Тем более к пассажиру с восточной внешностью. Кстати, их специально на это инструктируют.

– Ты представляешь, какая это работа?

– Представляю. И даже представляю, сколько людей придется задействовать. И сколько времени такое мероприятие займет. Но я носом чувствую, что повозиться стоит. Это не простой человек с улицы.

– Надо полагать, если отпечаток его пальчика обнаружен на вычищенном сейфе в секретной части ООН. У них там охрана и система сигнализации – нам и не снилось… Я читал… Надо очень постараться, чтобы через лазерную стену пройти. Лучших мировых спецов наш парень вокруг пальца обвел.

– А как он уложил этих… В палате… Если даже офицер-десантник восхищается… Сейчас можно утверждать одно: наш Неизвестный крупный специалист. Но мы не знаем главного – специалист в какой области и на кого работает? Плюс к этому пластическая операция. Боюсь, что его мало кто сможет опознать, если вообще сможет. А что это нам говорит?

– Пока это говорит мне только о том, – твердо сказал подполковник Хожаев, – что этому человеку есть что скрывать. Плюс к этому отпечатки пальцев в секретной части ООН, плюс отпечаток пальца на спусковом крючке пистолета, из которого был убит Ваха Ахметов, плюс поразительная способность в полубессознательном состоянии убивать людей голыми руками.

– Это наш полновесный клиент, – закончил за подполковника Трапезников.

– На восемьдесят процентов, – кивнул подполковник. – Девятнадцать процентов я сбрасываю на криминал. Там тоже есть что скрывать и есть от кого скрываться. И один процент оставляю на все остальное. Один процент из ста.

– На криминал я бы оставил еще меньше, – не согласился Трапезников. – Вы, товарищ подполковник, один момент упустили, а момент этот важный. Выстрел снайпера.

– У бандитов тоже есть свои снайперы.