Человек Без Лица

– Не спрашивайте, станете соучастниками. Корабль наготове?

Престейн кивнул.

– Ждите. Фойл долго не выдержит.

– Где вы его держите?

Дагенхем покачал головой.

– Это помещение ненадежно.

Дагенхем джантировал по курсу Цинциннати–Нью-Орлеан–Монтеррей–Мехико и появился в психиатрическом крыле гигантского госпиталя Объединенных

Земных Университетов. Крыло – едва ли подходящее название для целого города в маленькой стране госпиталя.

Дагенхем появился на сорок третьем этаже терапевтического отделения, где в изолированном баке плавал без сознания Гулливер Фойл. Рядом стоял солидный бородатый мужчина в халате.

– Привет, Фриц.

– Привет, Саул.

– Хороша картинка – главврач обхаживает для меня пациента.

– Мы у тебя в долгу, Саул.

– Хватит об этом, Фриц. Я не облучу тебе госпиталь?

– Здесь свинцовые стены.

– Готов к работе?

– Хотел бы я знать, за чем ты охотишься.

– За информацией.

– И собираешься для этого превратить терапевтическое отделение в камеру инквизиции? Почему бы не использовать наркотики?

– Все испробовано. Бесполезно. Он не обычный человек.

– Это запрещено, ты же знаешь.

– Передумал? За четверть миллиона я могу продублировать твое оборудование.

– Нет, Саул. Мы всегда будем у тебя в долгу.

– Тогда начнем с Театра Кошмаров.

Театр Кошмаров появился на свет в результате ранних попыток лечения шизофрении методом шока с целью заставить больного вернуться к реальности, превратив его воображаемый мир в пытку. Связанные с ним эмоциональные перегрузки пациента были очень жестокими.

Проекторы очистили от пыли и подготовили к работе.

Фойла достали из бака, сделали ему стимулирующий укол и оставили на полу. Бак удалили. Выключили свет.

Каждый ребенок на свете считает, будто его воображаемый мир уникален. Психиатрам же известно: радости и ужасы личных фантазий – общее наследство всего человечества. Терапевтическое отделение Объединенного

Госпиталя записало эмоции на тысячи километров пленки и создало всеобъемлющий сплав ужаса в Театре Кошмаров.

Фойл очнулся в холодном поту, так и не поняв, что он вышел из небытия. Его сжимали в клещах, кидали в пропасть, жарили на костре. С него содрали кожу и кислотой выжигали внутренности. Он закричал, побежал, но вязкое болото обхватило его ноги. Какофонию скрежета, визга, стонов, угроз, терзавшую его слух, перекрывал настойчивый голос.

– Где Номад, где Номад, где Номад, где Номад?

– Ворга, – хрипел Фойл. – Ворга.

Его защищало собственное сумасшествие, и это придавало ему дополнительные силы.

– Где Номад? Где ты оставил Номад? Что случилось с

Номадом? Где Номад?

– Ворга – не сдавался Фойл. – Ворга. Ворга. Ворга.

В контрольном помещении Дагенхем выругался.

Главврач, управляющий проекторами, взглянул на часы.

– Минута сорок пять, Саул. Ему, пожалуй, больше не выдержать.

– Его надо расколоть. Выжимай все до конца!

Фойла хоронили заживо, медленно, неумолимо, безжалостно. Его засасывала глубина. Вонючая слизь обволакивала со всех сторон, отрезая от света и воздуха. Он мучительно долго задыхался, а вдали гремел голос:

– ГДЕ НОМАД? ГДЕ ТЫ ОСТАВИЛ НОМАД? ТЫ

МОЖЕШЬ СПАСТИСЬ, ЕСЛИ НАЙДЕШЬ НОМАД.

ГДЕ НОМАД?

Но Фойл был на борту «Номада» в своем гробу, без света и воздуха. Он свернулся в зародышевый комок и приготовился спать. Он был доволен. Он выживет. Он найдет «Воргу».

– Толстокожая свинья! – выругался Дагенхем. –

Кто-нибудь раньше выдерживал Театр Кошмаров, Фриц?

– Нет. Ты прав. Это поразительный человек, Саул.

– Мы должны из него вытянуть… Ну, хорошо, к черту с этой штукой. Попробуем Мегалан. Актеры готовы?

– Все готово.

– Начнем.

Мания величия может развиваться в шести направлениях. Мегалан является драматической попыткой диагностики конкретного течения мегаломании.

Фойл проснулся в громадной постели. Он находился в роскошной спальне, сплошь в парче и бархате. Фойл удивленно огляделся. Мягкий солнечный свет падал через решетчатые окна. В дальнем углу застыл лакей, поправляя сложенную одежду.

– Эй… – промычал Фойл.

Лакей повернулся. – Доброе утро, мистер Фойл.

– Что?

– Прекрасное утро, сэр. Я приготовил вам бежевую саржу и легкие кожаные туфли.

– В чем дело, эй, ты?

– Я?… – Лакей удивленно посмотрел на Фойла. – Вы чем-то недовольны, мистер Формайл?

– Как ты меня зовешь, паря?

– По имени, сэр.

– Мое имя… Формайл? – Фойл приподнялся на локтях.

– Нет, мое имя Фойл. Гулли Фойл. Так меня зовут.

Лакей прикусил губу. – Простите, сэр.

Он вышел. Через минуту в комнату вбежала прелестная девушка в белом. Она села на край постели. Взяла Фойла за руки и заглянула ему в глаза. Ее лицо выражало страдание.

– Милый, милый, милый, – прошептала она, – пожалуйста, не надо начинать все сначала. Доктор клянется, что ты пошел на поправку.

– Что начинать?

– Всю эту чепуху про Гулливера Фойла, будто бы ты простой…

– Я Гулли Фойл. Мое имя – Гулли Фойл.

– Любимый, нет. Это болезнь. Ты, наверное, чересчур много работал.

– Я Гулли Фойл всю мою жизнь.

– Дорогой, тебе так кажется. На самом же деле ты

Джеффри Формайл. Ты… о, к чему это я рассказываю?

Одевайся, любовь моя. Тебя ждут внизу.