Человек без маски

1979 год. 22 февраля. Четверг. Бессоная ночь дала о себе знать. Рокотов пролежал в постели до тех пор, пока его не пригласили на завтрак. Согласно личному плану, он хотел сегодня более основательно познакомиться не только с особенностями столовой, но и с теми, кто здесь кушал. Само помещение каких-либо недоумений у него не вызвало. Почему столы и стулья не двигались, ему уже было известно. Между двумя рядами небольших столиков, у противоположной стены от входа стоял продолговатый стол, раздаточная. На нем стояли металлические бачки, в них были первое или второе блюда. Утром и вечером стоял один бачок, днем два. Здесь же, на столе стояли чайники, в них был чай или компот. Больные лично сами подходили к раздаточной и получали пищу. Небольшие кусочки масла, а также хлеб на столы приносила раздатчица тетя Маша. Прием пищи контролировался «синявками», так про себя окрестил Рокотов дежурных. Свои обязанности они выполняли слаженно и четко. Один стоял возле раздатки и строго следил за черпаком. Неписаные законы дедовщины или землячества в это время напрочь отметались. Уравниловка существовала как для солдат, так и для офицеров. Другой дежурный прохаживался между столами и бдил за едоками.

Едва Андрей вошел в столовую, у него тотчас возникла мысль поближе познакомиться с тетей Машей. Он подошел с тарелкой к женщине, и слегка улыбнувшись, произнес:

─ Ну, чем сегодня нас накормит закавказская кухня?

Затем несколько с театральной позой добавил:

─ Тетя Ма-ша-а-а, я бы хотел…

Он внимательно посмотрел на физиономию раздатчицы и тут же осекся. Женщине было лет под сорок, может даже и чуть за тридцать. Небольшая разница в возрасте на какое-то мгновение вывела мужчину из равновесия. Он проглотил в себя непонятно почему появившуюся слюну и неестественно улыбнулся. Затем постучал рукой по тарелке, и словно ничего не произошло, продолжил:

─ Маша, а сколько мне как больному полагается гречневой каши по утрам? Я ведь еще и офицер нашей Советской…

Он вновь осекся. На этот раз причиной этому был не возраст женщины, а ее пронзительный взгляд, вобравший в себя столько ненависти и презрения, что у психа невольно отпало желание не только знакомиться, но и кушать. Он слегка покраснел, и хмыкнув себе в кулак, развернулся и неспеша побрел к своему столу. Он сидел за ним один. Соловьева утром выписали. Внезапно его кто-то слегка хлопнул по плечу. Он обернулся и увидел перед собою раздатчицу Машу, физиономия которой была в той же позе, что и пару минут назад. Поставив перед мужчиной тарелку с кашей, женщина недовольным голосом пробубнила:

─ Товарищ Рокотов запомните одно… В этом заведении все равны, в том числе и перед моими бачками…

После этих слов она приняла гордую осанку, и словно петух перед боем со своим соперником, направилась к раздаточной. Она так быстро улетучилась, что Рокотов не успел ее даже поблагодарить за услугу. Он посмотрел ей вслед, слегка поерзал на стуле и принялся кушать. На какие-то мгновения он отрывался от пищи и вглядывался в тех, кто сидел в зале. Едоки, все без исключения, сидели «по-стандарту». Головы были опущены, друг другу в глаза не смотрели. Кушали молча, челюстями двигали очень медленно… Вникать в духовный мир психов Андрею сейчас не хотелось. Это было бессмысленно и бесполезно. В том, что и сидевшие за столами, считали его также психом, он нисколько не сомневался. Он сжался в единый комок и опустил голову вниз, затем помешал гречневую кашу в тарелке. Кушанье из варенной крупы было сухое и неаппетитное.

В том, что здравомыслящий мужчина по фамилии Рокотов относился к психам, он убедился тут же, как только оказался в туалетной комнате. Она состояла из небольшого умывальника и самого туалета. В умывальнике находилось несколько человек, все они брились. Брились электрическими бритвами, и словно истуканы, смотрели на узкое и одновременно довольно продолговатое зеркало, которое было глубоко впрессовано в стену. Андрей кисло улыбнулся. И здесь все предусмотрено, чтобы психи не разбили стекло и не поранили себя или друг друга. Он внимательно всмотрелся в зеркало. Его физиономия была почему-то расплывчатой и угрюмой. Он включил бритву и очень медленно стал водить ею по своему явно исхудавшему лицу. И чуть было не остолбенел. Позади него стоял сержант Георгадзе. Глаза мужчин на какой-то миг встретились и разбежались…