Человек без маски

После ужина Рокотов присел за газетный столик. В передовой статье «Правды» под названием «Предложили коммунисты» говорилось о необходимости борьбы с зажимом критики. Мысль обратиться к главному вожаку многомиллионной партии у психа возникла не в сей миг. Она витала у него часто, особенно в его тяжелые периоды жизни. И в этом он ничего сверхестественного не видел. Десятки тысяч писем шли в Центральный Комитет партии, писали из всех уголков страны…

Поздно вечером Рокотов уединился в столовой. Письмо получилось. Иначе и быть не могло. Каждое слово, каждая фраза были автором выстраданы. Только под утро он оказался в кровати. Проснулся к обеду. Открыл прикроватную тумбочку и взял из нее два листа писчей бумаги, исписанной мелким каллиграфическим почерком. Слегка покачал головой и разорвал их на мельчайшие кусочки. Утро вечера оказалось мудренее. Все равно его просьбы и предложения никогда не дойдут до адресата. Партийная машина необычайно хитрая и мощная, а он один. Силы явно неравные…

Отпало у него и желание следовать примеру Туликова. Поезд капитана Рокотова уже ушел, на переправе лошадей не меняют… Надо уволиться из армии, уволиться во что бы то ни стало. Он тяжело вздохнул и вновь погрузился в сон.

1979 год. 13 марта. Вторник. С самого утра Рокотов был на людях. В десять часов, как обычно, его пригласил лечащий врач. Колесников, к удивлению пациента, встретил его радостно. Он тепло с ним поздоровался и пригласил присесть. Затем, как бы мимоходом, произнес:

─ Андрей Петрович, давай все плохое забудем… Лучше плохой мир, чем маленькая война…

Псих улыбнулся, кивнул головой и слегка поерзал задницей по стулу. Желание отвлечься от грустных мыслей лилось у него через край. С этой минуты он решил по-другому смотреть на окружавший его мир, в том числе и на врача. Все, что делалось с ним в кабинете, его нисколько не раздражало. Он беспрекословно выполнял просьбы невропатолога. Заведомо знал, что это очередная галочка в его толстом талмуде. На прощание Колесников ему порекомендовал:

─ Андрей Петрович… Все микстуры и таблетки, которые приносят тебе дежурные, неукоснительно принимай… Повторяю еще раз, неукоснительно… Они успокаивают нервную систему…

Пациент сделал умное выражение лица и утвердительно кивнул головой. Таблетки и содержимое небольших пакетиков он очень добросовестно складировал в карманах своей куртки. Поздно вечером заходил в туалет и сбрасывал их в унитаз. Затем смывал.

Военный врач сделал очередную запись в своем талмуде: «13.03.79. 10:00 -11:00. Прием больного А. П. Рокотова. Данные объективного обследования. Пульс: в покое ─ 60; после 20 приседаний ─ 70; через две мин. ─ 60. Артериальное давление: максимальное ─ 120, минимальное ─ 70. Органы пищеварения: язык чистый, живот мягкий, безболезненный. Печень ─ не увеличена. Селезенка ─ без изменений. Моче-половые органы ─ без изменений.

Р. S. Больной постоянно жалуется на головные боли и галлюцинации. Во время осмотра все время вертится и что-то шепчет себе под нос. Постоянно с опаской смотрит позади себя, словно его кто-то преследует. Продолжаю усиленно наблюдать…».

Рокотов закрыл дверь и чуть было не столкнулся с Коркиной. Она выходила из кабинета начальника отделения. Появление любимого мужчины в медицинских апартаментах, так она называла вторую часть отделения, где находились врачи, было для нее неожиданностью. Среди медперсонала негласно действовал приказ: как можно меньше допускать контактов с капитаном Рокотовым, который ударил дежурного во время исполнения им служебных обязанностей. Особенно хорохорился майор Колесников. На оперативном совещании он показал папку, в которой были собраны обличительные материалы против капитана из Вале. Ольга особого внимания к компромату не проявила. Она не сомневалась, что прошлое и новое, есть единое целое, которое называлось фальшивкой.

Рокотов был и оставался для нее человеком с нормальной психикой. Она была не против встречаться с мужчиной, который глубоко запал в ее душу и сердце, каждый день и каждый час. Хотела хоть со стороны посмотреть на него, переброситься с ним парой фраз, хоть каким-то образом ему помочь. Подходила к двери, ведущей в комнату психов, и вновь от нее отходила. Боялась нарушить негласный приказ Дрогова. Шеф открыто не говорил об изоляции умного писаря, но его намеки об этом были почти в каждой его реплике или движении, когда речь заходила о Рокотове. Он надеялся, что одиночество вперемешку со страхом в конце концов приведут молодого офицера если к непомешательству, то к очередному стрессу, к всплеску его нервов. Во время инструктажа дежурных он также обращал их внимание на личность из мотострелкового полка. Рокотов среди обитателей психушки был «меченый». После совещания, как правило, начальник и его заместитель, майор Колесников оставались в кабинете. О чем они говорили наедине, старшая медсестра не знала. Однако в том, что разговор касался и Рокотова, она не сомневалась.

Увидев офицера, Коркина остановилась, ее лицо мгновенно стало розовым. Затем она протянула ему руку и очень тихо прошептала: