Его философствование офицер прервал мгновенно. Он скривил физиономию, и сделав карандашом пометку на стандартном листе бумаги, тут же задал очередной вопрос:
─ Товарищ Рокотов, имели ли Вы за время службы взыскания или поощрения? За что они получены?
Мужчина с бородкой тяжело вздохнул. Взысканий у него не было, благодарностей же уже было около дюжины… Он слегка стиснул зубы. Он до сих пор не понимал, ради чего велся такой массированный обстрел его личности. Он решил свой ответ несколько видоизменить. Сделав саркастическую улыбку, он посмотрел на подполковника и тут же в его голову пришла мысль, от которой ему стало даже легче дышать. За что мог получать взыскания или благодарности Дрогов? За досрочно списанных на гражданку преступников и алкоголиков?
Размышлять дальше у Рокотова не было времени. Он сделал серьезное выражение лица и промолвил:
─ Мои благодарности, товарищ подполковник, не падали с неба. Они пропитаны моим умом и потом…
Затем, не скрывая презрения к персоне с большими звездами на погонах, которая что-то помечала карандашом, он продолжил:
─ Взысканий у меня нет… Ни партийных, ни дисциплинарных…
На этом допрос закончился. Дрогов слегка взмахнул рукой в сторону психа и тут же принялся что-то писать…
1979 год. 24 марта. Суббота. После завтрака в психушке начался парко-хозяйственный день. «Синие» убирали комнаты общественного пользования, «коричневые», те, кто носил одноцветную робу, приводили в порядок свои тумбочки и кровати. Рокотов принял самое активное участие в коммунистическом субботнике. Мало того. По его инициативе был ликвидирован спертый воздух, который день и ночь буйствовал в помещении. Он лично сам открыл все окна и фрамуги. Воздух был не только свежим, но и теплым. Чувствовалось приближение весны. Свет, тепло, излучаемые центральным телом Солнечной системы, радовали тех, кто находился за решетками.
После окончания уборки Андрей упросил дежурного, чтобы обитатели психушки вышли на прогулку. Сержант Волков долго сопротивлялся, но сдался. Скорее всего, он имел разрешение от начальника отделения. Рокотова во двор опять не пустили. Он и нисколько об этом не переживал. До «дембеля» ему оставалось совсем немного. Просить разрешения о прогулке у начальника или лечащего врача, он не хотел. Как и понимал, что никому из них офицер с красивым каллиграфическим почерком уже больше не нужен. Не нужен он был и старшей медицинской сестре, которая внезапно заболела. О болезни Ольги Коркиной он узнал от Морокова. После обеда Рокотов принял горизонтальное положение. Он вскоре заснул.
1979 год. 25 марта. Воскресенье. С утра до вечера Рокотов находился в горизонтальном положении. «Не кантовать» ему было предписано негласным уставом очень давно. Во время обеда он был слегка шокирован, когда заметил, что за время его пребывания состав психов значительно обновился. Выписали из отделения и рядового Акаева, которому он давал мудрые советы. В понедельник должен покинуть психушку капитан Туликов…
Газет в этот день не было. Психу со звездочками было и не до них. Он весь день хандрил. От умопомешательства спасал только сон…
1979 год. 26 марта. Понедельник. Первый день очередной недели начался в отделении активно. После завтрака почти дюжина психов побывала на приеме у врачей. О ком или о чем они разговаривали, Рокотова абсолютно не интересовало. Не имели интереса к его персоне и офицеры в белых халатах. Они проходили мимо него несколько раз. Никто из них не ответил на его приветствие. Не заискивали перед ним и дежурные по палате. Георгадзе утром слегка кивнул ему головой и больше уже его не замечал. Умный псих на это и не обижался. Его эпопея в психушке окружного военного госпиталя № 367 подходила к концу.
Обед у Рокотова был сытным, не обошлось и без спиртного. Причиной этому ─ прощание с Туликовым. Деликатесы и водку офицеру принесла его жена. Лично сам он не пил, не хотел расстраивать супругу. Мороков и Рокотов поделили шкалик на двоих. Андрей очень быстро расправился со спиртным. Ему казалось, что он вообще никогда в жизни не пил напиток, от которого приятно першило в горле и туманило голову. Туликов простился с Мороковым в столовой, с Рокотовым ─ перед дверью, ведущей на «свободу». Он слегка полуобнял высокого мужчину и еле слышно произнес:
─ Ну, мой брат, пришла пора и прощаться…
У него тут же на глазах выступили слезы. Потом, несколько задыхаясь, не то от слез, не то от волнения, он продолжил:
─ Андрюха, я все эти дни думал о тебе… Не вру… Такие офицеры, как ты, нашей армии нужны… Без тебя ей хана…
Выступили слезы и у Рокотова. Он очень сожалел, что за время пребывания с седовласым не поговорил с ним по-дружески, по душам. Он крепко его обнял и со вздохом произнес:
─ Спасибо тебе, Василий… Большое спасибо… Желаю тебе здоровья и еще раз здоровья… ─ Он резко развернулся и вышел вон из небольшого предбанника.