— Я знаю, мама, — сказал он, когда молчать уже было невозможно. — Увидимся завтра вечером.
— Мы тебя очень ждем. Будь осторожен на дороге. У тебя резина шипованная?
— Конечно. Пока, мам.
— До свиданья, мой мальчик.
Он вылез из постели, подошел к окну и посмотрел на город. Снег — первый в этом году.
Подумал о матери.
Подумал о Жанетт. Вернее, не подумал — попробовал ее представить.
Она позвонила неделю назад:
— Ты, конечно, меня не помнишь.
— Что-то не припоминаю…
— Я моложе тебя, но мы учились в одной школе. И в Мальмене, и в гимназии. Ты был на два года старше.
— Понятно…
— Ты, наверное, не понимаешь, почему я звоню…
— Ну, в общем… — сказал Роберт.
— Я видела эту программу…
— Все видели…
— Да, конечно… Но… не знаю, как сказать… дело в том, что ты мне нравишься, Роберт.
— Спасибо.
Он хотел было уже положить трубку, но что-то в ее голосе его удержало. Как-то уж очень серьезно она говорила. Вроде бы не совсем дура, хотя все, что она до сих пор сказала, никак такому предположению не противоречило.
— Ты мне всегда нравился. Ты из тех парней, в которых… в которых что-то есть, ты не такой, как другие. Знал бы только, как я о тебе мечтала, когда была девчонкой. И…
— Да?
— А ты даже не знаешь, кто я такая. Это несправедливо.
— Мне очень жаль.
— Тебе не о чем жалеть. В том возрасте все тусуются только со своими одноклассниками. Вниз как бы никто не смотрит, так уж устроено.
Еще одна пауза — самый момент поблагодарить за звонок и повесить трубку. Она молчит, словно предлагает ему так и поступить.
— А почему ты, собственно, звонишь?
— Извини. Как тебе сказать… я видела эту программу и понимаю, сколько дерьма ты нахлебался.
— Что было, то было.
— И я подумала… теперь ты знаешь, что есть люди, которым ты нравишься. Уверенность в себе… и все такое…
— Спасибо, но…
— И еще я слышала, что ты приезжаешь. У отца и сестры юбилей. Твой папа был моим классным руководителем. Так что, если у тебя найдется время…
Роберт промычал что-то невразумительное.
— Это всего лишь предложение. Но у меня нет парня уже полгода. Мы могли бы выпить бутылочку вина и поговорить о жизни. Я живу на Фабриксгатан, если ты помнишь, где это…
— Думаю, помню.
— Детей у меня нет. Даже кошки нет. Запиши телефон. Захочется сменить обстановку — позвони.
— Подожди, я схожу за ручкой, — сказал Роберт Германс-сон.
Ее фамилия Андерссон, сообщила она в самом конце.
Жанетт Андерссон?
Он покопался в памяти — безрезультатно. Если бы у него сохранились школьные каталоги[11], может быть, он бы ее и вспомнил. Но Роберт Германссон был не из тех, кто хранит такие реликвии.
Но когда пару дней спустя позвонила мать и спросила, приедет ли он на стопятилетие отца и сестры, он ответил согласием, и Жанетт Андерссон сыграла в этом не последнюю роль. Что ж, оттого, что он признает этот факт, хуже он не станет.
Но признает только частично и только для себя. Наверное, она так и рассчитала, эта Жанетт Андерссон. Как можно противостоять соблазну прийти домой к незнакомой женщине и позвонить в дверь, зная, что тебя ждут?
Конечно, мамочка. Конечно, приеду.
Шипованная резина? Роберт Германссон — и шипованная резина?
Годы в Австралии… Было все. Первый сезон он переезжал с места на место по восточному побережью, нанимаясь на работу в различные туристические конторы. Он работал официантом, стюардом, портье в каком-то отеле. Даже ухаживал за животными (больные панды, они спали восемнадцать часов в сутки, а все остальное время жрали и испражнялись). Байрон Бей, Нуза Хедс, Арли Бич. Кегельбан в Мельбурне… Ни на одной работе больше нескольких недель он не задерживался. Наступление нового тысячелетия Роберт праздновал в пабе в Сиднее, в Сиднее же встретил Паулу. Это была его третья (и последняя?) связь.
Паула была англичанкой, и, подобно Роберту, тоже в бегах. Но Роберт бежал от самого себя, а она — от мужа-алкоголика в Бирмингеме. К моменту встречи с Робертом она жила в Сиднее уже два месяца — ее приютили сестра с мужем, оба врачи. Паула увезла с собой и дочку, Джудит, четырех с половиной лет от роду. В мае 2000 года они с Робертом сошлись, пересекли огромный континент с востока на запад и обосновались в Перте.
Он любил ее. Роберт затруднился бы определить, как обстояло дело с Мадлен и Сейккой, но про Паулу мог сказать точно: он ее любил. У нее был мягкий, уступчивый характер — будь она другой, вряд ли прожила бы с мужем-алкоголиком шесть лет. Роберт старался не злоупотреблять ее мягкостью, они словно бы росли вместе. К тому же она была красива — редкое качество у англичанок. Да, он ее любил.
И Джудит тоже. Его дочке Лене-Софи исполнилось к этому времени пять, но он не видел ее уже четыре года. Сейкка раз в два-три месяца посылала мейл, он любезно отвечал. В бумажнике у него лежали две фотографии, так что каким-то образом Джудит стала для него своего рода утешением.
Это надо было сохранить, подумал Роберт, нажимая кнопку эспрессо-машины. Паула и Джудит… это надо было сохранить.