Именно исследования Леви-Брюля о специфике первобытного мышления подтолкнули молодого швейцарского психолога, жившего в 20-е годы в Париже, к исследованию интеллекта детей. Логика понятна: до Леви-Брюля ученые исходили из принципа подобия психики всех людей в филогенезе, т. е. в историческом развитии, а это оказалось не так. В психологии личности ученые исходили из принципа подобия психики на всех этапах жизни. Ж. Пиаже заподозрил, что и здесь ученые ошибаются. Практические основания для этого были всегда: дети часто веселят и удивляют взрослых, соединяя несоединимое и фонтанируя «юмором в коротких штанишках», который на самом деле никакой не юмор, мы просто не понимаем детей. Дети не юморят, подобно шутам на сцене, они в самом деле «не так думают».
«Широко известен научный парадокс, согласно которому авторитет ученого лучше всего определяется тем, насколько он затормозил развитие науки в своей области. Так вот, вся современная мировая психология детского мышления буквально блокирована идеями выдающегося швейцарского психолога Жана Пиаже… Множество последующих исследований касаются лишь уточнения эмпирических фактов, но практически не существует работ, критикующих его теории. Даже современным психологам не удается вырваться за пределы разработанной им системы», – говорится в удивительно точной аннотации к последнему русскоязычному изданию великой книги Пиаже (Пиаже. 2008, С. 2).
Книга Пиаже «Речь и мышление ребенка» впервые вышла в Париже в 1923 г. В течение буквально нескольких лет она была переведена на все ведущие языки. На русском она вышла стараниями Л. Выготского в 1932 г. Возникает вопрос: почему же она до сих пор «блокирует мировую психологию детского мышления»?
Ответ: в детском мышлении Пиаже нашел
Без учета инверсии теория развития психики в онтогенезе является беспредметной в самом прямом смысле этого слова. У Пиаже есть
Например (да, необходимо оговориться, что детскую психику изучают главным образом по языку, т. к. техсредства для прямого изучения мозга в данном случае неприменимы), вот как характеризует детскую речь «основатель советской психолингвистики» профессор А. А. Леонтьев. В ранний период речь «лишена четырех важнейших особенностей, присущих речевым звукам: а) коррелированности; б) локализованности (в смысле артикуляции); в) константности; г) релевантности…» (Леонтьев А. А., 1999. С. 176).
Психологи дружно пишут, что в детском мышлении нет абстрактных понятий, нет связи суждений, нет умозаключений и т. д. и т. п. До сих пор многие кормятся тем, что перечисляют в своих трудах эти отсутствия всяких присутствий.
Того нет, этого нет… Совсем как у Берлиоза, которому удивлялся Воланд в самом известном романе Булгакова («Да что ж такое? Чего ни хватишься, ничего у вас нет!»).
Если хочется порассуждать о том, чего где-то нет, можно взять пустую банку и начать перечислять, чего в ней нет: ни соли, ни сахара, ни даже таракана или поросячьего хвостика… Особенно пива нет… Вениамин Ерофеев большую книгу мог бы написать, оттолкнувшись от такого предлога, потому что талантливый был человек, не то что некоторые ученые, излагающие научные теории в подобном стиле. Назовите наукой тексты в стиле повести «Москва – Петушки», почему нет? Другие же называют свои перечисления всего того, чего где-то нет, наукой.
«Пиаже попытался раскрыть качественное своеобразие детского мышления с его положительной стороны, – пишет Выготский. – Прежде интересовались