Человек, Бог и бессмертие. Размышления о развитии человечества

Среди нанди Британской Восточной Африки никто не смеет украсть что-либо у кузнеца, иначе кузнец раскалит свою печь, и когда он будет дуть в мехи, чтобы пламя ревело, он проклянет вора так, что тот умрет. И точно так же среди этого народа, у которого гончары – женщины, никто не смеет украсть что-либо у гончара, ибо, когда она нагреет свои изделия, то проклянет вора, произнеся слова: «Лопни как горшок, и пусть дом твой станет красным» [196]. В Лоанго, когда человек собирается отлучиться из дома на длительное время, он защищает свою хижину, ставя перед ней амулет или фетиш, представляющий собою ветку с кусочками разбитых горшков или подобного рода мусором; рассказывают, что переступить порог, защищенный этими таинственными знаками, не осмелится даже самый решительный грабитель [197]. На побережье Гвинеи фетиши иногда создаются с целью выявления и наказания за некоторые виды краж; и не только сам преступник, но и любой человек, знающий о его преступлении и не давший информации, может быть наказан. Когда такой фетиш создается, о нем предупреждают всю общину, чтобы тот, кто в дальнейшем не передумает воровать, делал это на свой страх и риск. Например, фетиш был установлен для предотвращения кражи овец, и люди были предупреждены. Вскоре после этого раб, не слыхавший об этом, украл овцу и предложил другу разделить ее с ним. Друг и раньше часто участвовал с ним в подобных предприятиях, но страх перед фетишем оказался слишком сильным, и он донес на вора, который был привлечен к ответственности и вскоре умер от затяжной и мучительной болезни. Никто в стране никогда не сомневался, что погубил его именно фетиш [198]. Представители племен Эве с Невольничьего Берега Западной Африки дома и домашнее имущество охраняют особыми амулетами, которые обретают свою силу, будучи освященными или потому, что принадлежат богам. Делянки на укромных лесных полянах также оставляют под защитой подобных амулетов, обычно прикрепленных к длинным палкам на видном месте. На обочинах тропинок можно увидеть еду и пальмовое вино, выставленные на продажу и не защищенные ничем, кроме амулета. Несколько раковин каури, положенных на каждый товар, указывают его цену. Однако ни один туземец не осмелится взять еду или вино, не заплатив за них; ведь он боится неведомого зла, которое бог, владеющий амулетом, навлечет на него за воровство [199]. В Сьерра-Леоне амулеты, называемые григри, часто размещают на плантациях, чтобы отвадить людей от воровства: «несколько старых тряпок, положенных на апельсиновое дерево, обычно, хотя и не всегда, защищают плоды так же надежно, как если бы их охранял дракон Гесперид. Когда некто заболевает, если по прошествии нескольких месяцев он вспоминает, что украл фрукты и т. д. или, как они это называют, «едва взял» их, он немедленно предполагает, что Вангка поймал его, и чтобы вылечиться, он должен пойти или послать к человеку, чью собственность он взял, и уплатить ему любое возмещение, которое тот потребует» [200]. Суеверия того же рода были перенесены неграми в Вест-Индию, где магия называется «оби» или «обеах». Там, как нам сообщают исследователи, самые крепкие сердцем негры «дрожат при виде потрепанного свертка, бутылки или яичной скорлупы, которые засовывают в солому или вешают над дверью хижины или на ветку подорожника… Когда у негра похищают птицу или свинью, он обращается непосредственно к колдуну. И вскоре среди людей начинают поговаривать, что вора преследует обеах. Как только последний слышит страшную новость, его испуганное воображение начинает его мучить, и не остается ничего иного, кроме как надеяться на мастерство какого-нибудь более выдающегося колдуна по соседству, который сможет противостоять магическим действиям первого. Но если ему продолжает казаться, что чары действуют на него, он вскоре заболевает. Малейшее болезненное ощущение в голове, кишечнике или любой другой части тела, всякая случайная потеря или повреждение подтверждают его опасения, и он считает себя жертвой невидимых сил. Сон, аппетит и бодрость покидают его, силы убывают, беспокойное воображение преследует его, черты лица носят беспримесный мрак уныния; грязь становится его единственной пищей; он приобретает болезненную привычку тела и постепенно сходит в могилу» [201]. Суеверие делает свое дело.

Подобных свидетельств, несомненно, можно было бы привести множество, но и вышеописанных случаев довольно, чтобы показать, что среди многих народов и во многих частях света суеверный страх действует как могущественный мотив, удерживающий человека от воровства. Если это так, то мое второе утверждение можно считать доказанным: у некоторых народов и рас в определенные периоды времени суеверие укрепляло почитание частной собственности, совершая вклад в дело ее неприкосновенности.

IV. Брак