Выше мы предположили, что, когда общество впервые разделилось на два экзогамных класса, дети были отнесены к классу матери. Это свидетельствует о матрилинейности. Одной из очевидных причин преобладания матрилинейности была определенность и постоянство кровного родства между матерью и ее ребенком по сравнению с неопределенностью и часто непостоянством социальных отношений между мужчиной и детьми женщины, с которой он сожительствовал. Говоря об этих древних временах, мы всегда должны иметь в виду, что физическое родство отца со своими детьми еще не было установлено, и он был для них не более чем опекуном и супругом матери. Другой веской причиной, которая вытекает из предыдущей причины, было то, что отвращение к инцесту с матерью, вероятно, было гораздо более древним и укорененным, чем отвращение к инцесту с дочерью. К этому надо добавить, что в то время как двухклассовая матрилинейная система запрещает инцест с матерью, двухклассовая патрилинейная система такого запрета не имеет. Двухклассовая матрилинейная система помещает мать и ее сына в один и тот же экзогамный класс и тем самым препятствует их сексуальному союзу. Двухклассовая патрилинейная система помещает мать и сына в разные экзогамные классы и, следовательно, не создает препятствий для их сексуального союза. По этим причинам представляется вероятным, что, когда впервые была введена экзогамия, большинство людей придерживались скорее матрилинейного, нежели патрилинейного устройства экзогамных классов.
Но совершенно необязательно, что так на самом деле обстояли дела в реальности. При групповом браке проследить групповое отцовство так же легко, как и групповое материнство, поскольку группа отцов так же хорошо известна, как и группа матерей, хотя конкретный отец как индивид может быть неизвестен. Поэтому вполне возможно, что, вводя экзогамию, некоторые племена с самого начала предпочитали относить детей к группе их отцов, а не к группе их матерей. Конечно, такое распределение не подразумевало бы осведомленности о физическом отцовстве: его природа и даже существование были совершенно неизвестны первопроходцам экзогамии. Мужчина, который сожительствовал с матерью детей и выступал в качестве опекуна семьи, – вот и все, что эти первобытные люди могли бы сообщить о том, кто такой отец. Факт сожительства, будь то случайное или продолжительное сожительство, был так же или почти так же знаком каждому члену сообщества, как факт материнства женщины. И хотя никому и в голову не приходило связывать сожительство с материнством как причину и следствие, все же простое общение мужчины с этой конкретной женщиной пробуждало в нем интерес к ее детям, и чем продолжительнее была их связь, другими словами, чем прочнее был брак, тем больший интерес он проявлял к ним. Дети, очевидно, были частью тела женщины; и если в результате долгого сожительства он стал относиться к женщине как к своей собственности, то, естественно, он начинал относиться и к ее детям как к своей собственности. На самом деле, как было уже отмечено, мы можем предположить, что мужчина смотрел на детей своей жены как на свое имущество задолго до того, как стало понятно, что они его отпрыски. Таким образом, в первобытном обществе отцовство скорее всего рассматривалось как социальное, а не физическое родство мужчины с его детьми. Но это социальное родство вполне могло считаться достаточной причиной для отнесения детей к классу мужчины, который имел право сожительствовать с их матерью, а не к классу самой матери. Следовательно, мы не можем с уверенностью предположить, что арунта и другие центральноавстралийские племена, у которых сейчас принадлежность к экзогамному классу наследуется по отцовской линии, когда-либо передавали ее по материнской линии. В экзогамии патрилинейность может быть такой же древней, как и матрилинейный порядок.
LVI. Мечта о матриархате
Древний и широко распространенный обычай матрилинейного порядка вести происхождение и наследовать имущество только по материнской линии никоим образом не подразумевает, что управление племенами, соблюдающими этот обычай, находилось в руках женщин. Следует иметь в виду, что матрилинейность не означает правления женщин. Напротив, практика матрилинейности наиболее широко распространена у наиболее примитивных племен, у которых женщина, вместо того чтобы быть правительницей мужчины, всегда является его рабочей силой и часто немногим лучше его рабыни. Эта система столь далека от того, чтобы предполагать какое-либо социальное превосходство женщин, что, вероятно, она возникла в условиях, которые мы должны рассматривать как их глубочайшую деградацию, а именно в том состоянии общества, где отношения полов были столь свободными и расплывчатыми, что дети не могли быть зачаты от какого-либо конкретного мужчины.