производит. Нужно разрушить то, что начал делать, отказаться от этого, — тогда становится
легче. Непереносимость краха будущего неизбежно приводит к отречению от него как от
источника боли. Альтернатива будущему только одна — настоящее. Это тело и его инстинкты.
Теперь мне стали совершенно понятны мотивы, которыми руководствовался глава секты
«Аум Сенрикё». Он хотел, ни много ни мало, уничтожить все человечество. Это человек явно
незаурядный, сумевший опутать своей сектой всю Японию и многие страны мира. Поразительно,
но аура у него была неплохой. Насколько я знаю, ни один психолог не задался вопросом, почему
это произошло именно в Японии и почему руководитель секты, объединивший огромное
количество людей, главной целью для себя поставил уничтожение человечества.
А механизм оказался до предела простым. "Этот человек целью и смыслом своей жизни
сделал духовность, сознание, будущее. Как человек незаурядный, он ощутил, что у нынешней
технократической цивилизации будущего нет. Паника быстро превратилась в депрессию, затем -
— в предательство и в конечном счете во всеобъемлющее желание уничтожить
нежизнеспособную цивилизацию.
Недавно я прочитал в газете, что медведь неожиданно напал на дрессировщика и
попытался убить его. Специалисты не смогли даже приблизительно объяснить, почему это
случилось. А скорее всего, произошло следующее. Дрессировщик мог унывать, обижаться,
испытывать недовольство ситуацией. Будущее у него начало уменьшаться, и включилась
программа самоуничтожения. Животные и птицы обычно убивают сородичей с сильной
программой самоуничтожения. На тонком плане это инфекция, которая опасна для всей
популяции.
В русском языке есть понятие «белая ворона». В стае белую ворону клюют все
остальные. Белый цвет — это блокировка программы самоуничтожения. В старости человек
либо седеет, либо лысеет. Седина, потеря волосяного покрова сдерживают программу
самоликвидации. У альбиносов происходит тот же процесс.
58
Если у одного человека появилось желание истребить все население Земли, значит, у
нынешней цивилизации есть серьезные проблемы.
Я улыбаюсь: ну что, опять будем паниковать? Неожиданно на душе становится легко и
радостно. Пессимист — это тот, кто живет будущим. Оптимист — это тот, кто живет душой и
любовью. А поскольку душа, наполненная любовью, создает новое будущее, страх смерти
исчезает, перестаешь судорожно цепляться за остатки часов, дней и лет. И тогда при утрате
будущего вспыхивают не страх и ненависть, а любовь и радость, необходимые для
возникновения новой порции будущего. Пессимист пытается спасти сегодняшний и завтрашний
день. Оптимист создает день послезавтрашний, позволяя спокойно умирать дню сегодняшнему.
У России может быть новое будущее. Оно может быть создано только при одном
условии: когда все почувствуют, что есть вещи, которые намного важнее будущего. Это любовь,
душа и нравственность. Пока для всех главной целью является материальное благополучие, в
душе каждого постоянно будут рождаться страх, ненависть, самоуничтожение и разрушение.
Россия всем миром должна бороться за нравственность, за соблюдение заповедей. Без
соблюдения заповедей вера в Бога невозможна, она превращается в имитацию. Стремление к
спасению души, поддерживаемое православием, не раз помогало России в предсмертные
минуты создавать новое будущее и менять ход истории. Так было во время Великой
Отечественной войны, так было в период Октябрьской революции, так было во время войны
1812 года.
Новое будущее, созданное большевиками, было куцым и ущербным. Но оно — было,
потому что исходило из основных христианских понятий: любовь, сострадание, единство.
Почему же большевики отказались от веры в Бога? Потому что языческие тенденции в
православии основательно заглушили христианство.
Я оглядываю собор, возле которого остановил машину. По-прежнему странное
ощущение. Обычно католические соборы отличаются стройностью, прямолинейностью и
определенной жесткостью форм. А здесь я вижу совершенно обратную картину. Ощущение, что
собор вываляли в грязи. Как будто он неумелыми руками слеплен из глины. В боковых куполах,
устремившихся к небу, зияют какие-то диковинные дыры. Вообще-то появляется ощущение
полного и абсолютного краха веры в Бога. Или смертного приговора католичеству. Я не знаю,
как это назвать. Но это не собор, помогающий человеку устремиться к Богу. Это воплощение
катастрофы религиозного мировоззрения, произошедшей на Западе.
Я выхожу из машины, прикрываю дверь и с .любопытством оглядываюсь по сторонам.
Туристы вокруг суетятся, улыбаются и фотографируют. «Гауди, несомненно, был пророком», —