Человек дейтерия

— Да нет, не пикники. — Степа со вздохом поглядел на попутчика. — Да-а… Темный ты, брат. Сколько тебе всего объяснять-то придется.

— Ну… Я же первый раз пришел.

— Да я тоже всего месяца полтора отзанимался. — Степа махнул рукой. — Ладно, наверстаем. Может, ты и меня научишь меня портреты рисовать.

— Да хоть сейчас!

— Как это?

— Проще простого! — Гриша обрадовался, что хоть чем-то может отблагодарить новоиспеченного друга за сегодняшний день. — Понимаешь, тут все дело в прищуре.

— В чем, в чем? — удивился Степа.

— Глаза надо вот так прищурить… — Гриша заволновался. — Глядишь, к примеру, на снег и ищешь. Ну, типа образ какой-нибудь… А когда поверхность неровная — бугорки там, трещины, мутнинка, то как раз и всплывает картинка.

— Сама, что ли? — Степа недоверчиво глянул на встречный сугроб, попытался прищуриться.

— Ну, не то чтобы сама, но если тебе нужен силуэт слона или там лицо чье-нибудь, то они тут же и проявятся.

Замерев, Степа сосредоточенно уставился на снег. Даже лицо у него побагровело от напряжения.

— Ну? — Гриша, волнуясь, покосился на сугроб. — Получается?

— Нет! — выдохнул Степа. — Не вижу ничего. Снег — и снег.

— Как это? — Гриша растерялся. — Может, надо спокойнее. Ты это… Расслабься.

— Расслабился. Дальше что?

— А дальше представь кого-нибудь. Ну и… Оно само должно появиться. Ты как бы мысленно рисуешь, а оно достраивается. Из всяких снежных деталек — искорок там, трещинок.

— Как бы рисуешь, как бы достраивается… — проворчал Степа.

— Ну да! Только оно не сразу возникает, а как бы случайно. — Гриша совсем запутался в объяснениях. Он и сам понимал: звучит глупо и неубедительно.

— А дальше что?

— Дальше обводишь воображаемое, и все.

— Это на снегу-то?

— Ну, на бумаге примерно то же самое. — Гриша смущенно пристукнул портфелем о колено. — Просто берешь и обводишь. По тем же линиям.

— Вроде трафарета?

— Ага. Я же говорю: никакого умения не нужно.

— Не знаю… — Степа помотал головой. — Послушать тебя, все проще пареной репы, а в жизни так не бывает.

— Но ведь получился портрет. Ты сам сказал.

— В том-то и козырь, что получился. Альберт Игнатьевич сразу это увидел. — Степа задумался, даже голову опустил. Гриша тоже сделал вид, что задумался. За компанию. Так они и продолжали шагать — в сосредоточенном молчании. Из-за этой нелепой задумчивости и влипли. Зашли во двор, не оглядевшись, без всякой разведки. А когда ясно стало, что оба бредут прямиком в лапы Саймона, трепыхаться было уже поздно. Компаха сидела на своих излюбленных скамейках неподалеку от детской площадки.

— Вау! Грисинька ползет, — проблеял Утяня и даже потянулся — точно перед физзарядкой. — Цыпонька наш.

Саймон поднял тяжкий взор, посмотрел, точно лезвием полоснул. Отбросив бутылку, лениво поманил пальцем.

Зима ведь, холодно! — подумал Гришка. Ну чего им дома не сидится? То в скверике ошиваются, то здесь. И не мерзнут же! Он бы на их месте раз сорок околел, а этим хоть бы хны.

— Сюда! — гаркнул Утяня. — Я сказал: сюда идем!

Бежать! С досады Гриша даже язык себе прикусил. Бежать со всех ног, благо и подъезд совсем рядышком. Вон и Кирюшка соседский только что туда юркнул. Тоже, верно, поджидал момент, чтобы проскользнуть незаметно. Саймон на них отвлекся, малец и проскочил. По уму бы и им рвануть на всей скорости — может, успели бы. Потом, конечно, подловят и накостыляют, но потом — это всегда потом. А сейчас — да еще со Степаном… То есть не поймет ведь, не побежит. Или попробовать?

То есть думал Гришка об одном, а тело вело себя привычным образом.

— Я же ничего такого… — семенящим шагом (елки зеленые! и впрямь семенящим!) он приблизился к лавочке, на которой расположилась ватага — Утяня, Шуба, Витюк и сам атаман. Хотя атаманом Саймона никто не звал. Это Гришка однажды придумал. Чтобы подольститься. Должно ведь что-то нравиться грозному Саймону? Будь этот злодей помладше, можно было шоколадом откупаться, но сладкого Саймон не употреблял уже давно. Лет, должно быть, с пяти-шести — сразу после того, как начал курить. Ему и был-то всего пятнадчик, но выглядел он куда старше. Не сказать, чтобы рослый, но рукастый, и физиономия такая, что глядеть страшно. Летом, да когда с бритым черепом — ему и говорить ничего не надо было. Без того всех пробирало дрожью. А уж когда прокуренным своим голосом он просил вывернуть карманы, и мысли не возникало перечить.

— Чего принес, Грисинька? — Утяня качнулся навстречу. — Должок с тебя, не забыл?

— Так я это… Откуда? — Гриша пожал плечами, и тут же Витюк, правая рука Саймона, резким пинком под колени заставил его шлепнуться.

— Саймон, я же это…

— В сумаре что? — не слушая его, Шуба, чернявый широконосый парень, вырвал из рук портфель, расстегнув, вытряхнул содержимое на снег. — Одни книгари, блин.

— Чего пустым приполз? — Витюк хмуро и совсем даже незлобно стукнул Гришу в скулу. — Мало тебя учили?

— Завтра что-нибудь достану… — залепетал Гришка. Страх метался из живота в голову, холодил руки-ноги. Впрочем, колени, упершиеся в снег, уже начинали леденеть. Простоять так полчасика — совсем без ног останешься.