Человек должен жить

Грачи кричат в открытое окно, порой заглушают наши голоса.

— Михаил Илларионович, вы слишком боготворите этого человека: «хирургический бог» и тому подобное. Приносят ли титулы пользу? Завотделением прежде всего должен уметь и должен хотеть учить. Один человек не может заменить коллектив. Одна пчела не много меду натаскает… Если хотите спасти Золотова как врача и как человека, сделайте его рядовым. Одних руководящее положение возвышает, других портит. Пусть поработает рядовым врачом. Возможно, тогда призадумается и поймет. Чего вы боитесь? Елкин вас поддержит.

— И до Елкина добрались?

— Мы говорили откровенно, как с вами.

Задребезжал телефон. Чуднов взял трубку. Мне слышно, как чей-то неспокойный голос на том конце провода просил срочно выслать хирурга.

Чуднов набрал номер и передал Золотову, чтобы выезжал в соседнюю больницу. И объяснил, почему.

— Помочь бездарности я не в силах, — ответил Золотов. — Прокатитесь сами. — Вместе с Коршуновым. Вы-то, конечно, сумеете вдохнуть в Ларионова уверенность.

— Значит, не поедете? Так я вас понял?

— Съездит Коршунов. Мне что-то нездоровится.

Чуднов положил трубку.

— Вот и разберись: не хочет ехать или… болен?

— Вот-вот, разберитесь. — Я оставил Чуднова одного.

В перевязочной увидел Нину.

— Очень переживаешь, что не оперировал? Да, Коля? А знаешь, твои руки сегодня работали особенно, как у заправского хирурга. Не верила своим глазам.

Как же он решит? Низвергнуть бога на землю, где одни смертные, наверно, нелегко… Нина ждала ответа.

— А ты хорошо подавала инструменты. Ты, Нинка, шустрая. Тебе идет быть операционной сестрой.

— Борис Наумович всех сестер по очереди заставляет работать в операционной. Чтоб все могли.

— В этом он умница. Зато такое выкомаривает с нами. — И подумал: многоэтажные дома передвигают, реки поворачивают, а человека повернуть на новый путь, оказывается, не так просто… А надо. Если не ради нас, то ради тех, которые приедут в будущем году. И еще ради Коршунова, Бочкова и Ларионова, ради всех молодых — смелых, дерзающих, трусливых, неискушенных или полных ложного величия.

— Ой, душно, Коля. Выйдем.

По вестибюлю шли Золотов и Чуднов. Судя по лицам, разговор был не из приятных. Доносились клочки фраз: «Одумайтесь наконец… Не заставляйте идти на крутые меры… Каждому человеку должно быть приятно, что у него есть ученики… у вас же…»

«Хорошо, я подумаю. — Золотов нашел в кармане конфету, откусил. — А вообще-то от ваших речей оскомина! Как не надоест?.. Пошли бы в озере выкупались. Право, полезнее, чем толочь воду в ступе… — И вдруг он закричал: — Чтоб я не слышал разговоров о студентах и врачах-недоучках! Хватит! Довольно наставлять меня на путь истинный. Я не нуждаюсь в поводыре!»

Чуднов неподвижно глядел на захлопнувшуюся дверь, и по всей фигуре его чувствовалось, как напряглись мускулы.

Таким я видел Чуднова впервые. Как будто под ним пропасть. Назад нельзя — на узкой тропе не повернуться. Путь открыт лишь вперед — по узкому осыпающемуся карнизу. Секунда — и человек шагнет.

— Вы? — Чуднов непонимающе смотрел на нас, он был весь под впечатлением разговора с Золотовым. — Вы были правы, Николай. Посоветуюсь с месткомом, с партбюро, снова пойду к Елкину.

В этот же день мы узнали, что Золотов смещен. Золотов — рядовой врач. Вот здорово! Ай да товарищ Елкин! Ну и Михаил Илларионович!

Мы, практиканты, сидели на скамейке во дворе и строили планы на будущее. Как-то теперь пойдет наша жизнь?

Однако утром пришла телеграмма от заведующего облздравотделом, и Золотов был восстановлен на прежней должности. Рядовым он побыл менее суток. Маловат срок, чтобы родиться заново.

Обсуждать действия старших не положено, но тут трудно было удержаться.

— Несправедливо. Очень. Факты не проверили. Вас не спросили. Елкина не спросили. Как же это?

Чуднов молчал и курил папиросу за папиросой. Плечи его вздрагивали, будто от холода.

— Где же выход, Михаил Илларионович? Вот и добейся правды.

Михаил Илларионович глянул на меня жестко, непримиримо.

Требовательно зазвенел телефон.

— Так… так… выезжаем. — Чуднов взглянул на часы. — Успеем! Вы едете со мной, — бросил он, уже направляясь к двери.

Мы быстро спустились по лестнице. «Коробочка» нацелила свой нос на ворота.

— Садитесь! — Чуднов показал рукой на машину.

Через заднее оконце кабины я видел, как тяжело он втискивался на сиденье рядом с шофером. Что же это за срочный вызов? Машина не шла — летела по улицам города. Чуднов стал причесываться. Редкие волосы за ушами и на затылке лежали хорошо, но он старательно приглаживал их.

Шофер резко тормознул. Я выпрыгнул, открыл заевшую дверцу кабины.

Передо мной за вековыми соснами стояло бело-желтое здание с большими, как в операционной, окнами. Не горздрав. Не горсовет. Не школа. Когда приблизились, прочел: горком… Вероятно, заболел сам секретарь, раз вызвали главврача.