Человек— гармония— природа

Любовь к природе и творческое преобразование ее — два момента, позволяющие гармонизировать систему взаимоотношений человека с природой. Важно, чтобы они находились в системном единстве, поскольку творчество без любви ущербно и ориентировано только на внешнее оперирование объектом, а любовь без творчества духовно бесплодна. Само по себе любовное отношение к природной среде ограничивается поддерживанием ее в существующем состоянии и не обеспечивает возможность развития. Исключительная ориентация на создание нового опасна, так как возможны модификации, губительные для природной среды. Любовно-творческое отношение обеспечивает устойчивую гармоничную форму развития системы «человек — природная среда».

Ситуация, которую мы здесь рассматриваем в более широком плане, аналогична положению в науке. Как и в науке, прогресс в сфере взаимоотношений человека и природы в их целостности определяется скоординированным ростом разнообразия и интеграции, причем за первое в наибольшей мере отвечает творчество, за второе — любовь. Любовно-творческое отношение — это содержательное выражение мысли об интегративном разнообразии.

Конечно, и любовь можно понимать по-разному. Часто приходится слышать такое возражение: человек, мол, любит цветы и рвет их. Конечно, можно рвать цветы и думать, что любишь их. Но любовь, учитывая многовековую разработку этой темы в философской литературе, совсем не обязательно понимать в ее неопределенно-бытовом значении. Одним из первый Достаточно подробно исследовал данный вопрос древнекитайский философ Mo-Цзы, который разделил любовь на всеобщую (ко всему) и отдельную (к себе, своей семье и т. д.) и писал о необходимости отдельную любовь и корыстную выгоду заменить всеобщей любовью, взаимной выгодой.

Известна в философии и точка зрения, что любовь по сути своей есть самоотдача, преодоление себя и поэтому эгоистичной любви вообще быть не может. Ощущение и создание родства со всем живым и вызывают в человеке нравственные чувства — сострадание, любовь и т. п. Напомним здесь интересную мысль Гегеля о том, что любовь дополняет добродетель подобно тому, как добродетель дополняет подчинение закону, и если бы любовь не была единственным принципом добродетели, то всякая добродетель была бы вместе с тем не-добродетелью.

Если человек рвет цветы, то его «любовь» к ним остается в рамках вожделения. На этом уровне человек хочет, не дожидаясь милостей, взять их, т. е. относится к окружающему потребительски. Для подлинной любви характерно прежде всего душевное влечение к другому, стремление понять и помочь, не взять, а дать.

В любви, как справедливо заметил А. Мерсье, я тем более имею, чем более отдаю, и даже точнее: «Чем больше я люблю, тем больше я есть я»^{37}. Теряя себя в любви, человек остается и даже становится собой (диалектика я и не-я). Сравним с замечанием современного философа слова из письма А. Блока: «Только влюбленный имеет право на звание человека».

Современные западные психологи постфрейдистской эпохи все чаще обращаются к этому понятию. По мнению В. Франкла, «любовь является единственным способом понять другого человека в глубочайшей сути его личности. Никто не может осознать суть другого человека до того, как полюбил его»^{38}.

Если это относится к другому человеку, существу, то с тем же правом и к природе в целом. Чтобы обрести гармонию с природой, человеку необходимо понять ее душу, свободу, язык, любовь. Мало разумом понять, что природе плохо, надо еще и пережить ее состояние вместе с ней, как свое собственное, т. е. проникнуть в природу, и сделать это можно только в любви к ней. Смысл любви — отдать себя, тем самым создав себя же, а это именно то, что необходимо сейчас по отношению к природе.

Писатели, призывавшие любить природу (традиционная тема русской литературы, которую продолжает литература советская), конечно же, тонко чувствовали, что имеется в виду. Очень точно передал это понимание американский поэт и философ Р. Эмерсон, по существу, отвечая на возражение о «любовном» срывании цветов. Мы путаем любовь с эгоистическим стремлением к обладанию и власти, а поэт еще в прошлом веке четко выразил, что следует иметь в виду: «Ты птиц назвать всех можешь, не охотясь? Ты любишь розы, но не рвешь с куста?»

Такое понимание, по-видимому, исчезает у современного человека, и вопрос Эмерсона задевает за живое. Он особенно актуален сейчас, когда человек рвет цветы часто и не за их красоту (желая иметь в своем пользовании прекрасное), а за их редкость, создавая тем самым экологически опасный контур «положительной» (в кибернетическом смысле) обратной связи. На одной из конференций отмечалось, что люди порой собирают растения только потому, что они занесены в Красную книгу, чтобы похвастаться редкостной находкой. Тут уж ни о какой любви (даже в ее эгоистической трактовке) нет речи.