Читаем Человек— гармония— природа полностью

В последнее столетие позиции рационализма были поколеблены, и под влиянием дарвиновской теории эволюции в моду стали входить определения противоположного порядка, вроде биологического человека, супергетеротрофа (если перевести с жаргона биологической науки, оно совпадет с тем, которое дал человеку Гете в «Фаусте»). Можно сказать, что оба основных современных определения человека строятся на подчеркивании двух относительно обособленных его характеристик и в этом смысле продолжают традицию определения человека через его сопоставление с другими существами по принципу «что есть в человеке, что отличает его от других». Определения «животное, делающее орудия», «разумное существо» и другие выделяют какую-либо одну специфическую черту человека, главную, по мнению тех, кто определяет; но ни одно из них не охватывает человека во всей его эмпирической представляемости, не учитывает его природу, раскрывающуюся в процессе функционирования, другими словами, не определяет человека в единстве его сущности и существования, внутренней природы и внешней феноменальности.

Однако и природа человека (под ней в отличие от сущности можно понимать совокупность внутренних конституциональных предпосылок его существования, в то время как сущность есть важнейшая специфическая характеристика становящегося и ставшего человека) определяется теми, кто ее вообще признает, по-разному. Природу человека определяли и как добрую, и как злую, как божественную и как животную и отрицали ее наличие, считая рождающегося человека «табула раса». Такие определения часто несли на себе отпечаток склонностей их создателя: пессимисты и мизантропы находили природу человека злой, оптимисты — доброй, а убежденный эмпирик Локк вполне логично считал ее «чистой доской». Не углубляясь в этот вопрос, скажем только, что данные определения, как и определения природы человека как разумной (так определяли ее стоики) или животной, представляются неудовлетворительными, поскольку строятся на экстраполяции некоей эмпирической черты человека на область, которая не поддается эмпирической верификации. Чаще всего подходы эти — абстракция, исходящая из определенных представлений о происхождении человека, которые сами по себе нуждаются в тщательном анализе, поскольку связь их с современными им проблемами человечества и его состоянием слишком очевидна. Поэтому оставим в стороне генетические концепции природы человека и будем определять ее исходя из доступной осмыслению истории развития человечества.

Несомненно, что в человеке определенным образом связаны телесный, чувственный и разумный компоненты. Отсутствие одного из них, скажем, состояние безумия или полной бесчувственности, а также явная несогласованность действий телесной, чувственной и разумной составляющих есть состояние, всеми признаваемое болезненным, ненормальным. А если так, и человек может считаться таковым лишь постольку, поскольку разумное сочетается в нем с чувственным и телесным, есть основания определить его природу как потенциальную телесно-чувственно-разумную целостность, а его самого как реальную разумно-чувственно-телесную индивидуальность. Определение это противостоит как разрыву и противопоставлению чувственного и рационального компонента человека, так и его нивелировке как родового существа.

Теперь уточним уровни его взаимодействия с природой. Человек взаимодействует со средой обитания не только разумно, но и чувственно. Конечно, чувственное не следует отрывать от разумного — оба компонента сложным образом переплетены — и чувства, могут быть как осознаны, так и нет. Тем не менее проведение определенных различий, по нашему мнению, вполне уместно и предохраняет от односторонних трактовок. Ни само по себе разумное, ни чувственное отношение к природе нельзя понимать как некий экологический идеал, поскольку не всегда с экологической точки зрения хорошо то, что односторонне рационально или односторонне чувственно, а само понятие разумного исторически изменчиво. Так, к примеру, все современные технологические схемы, конечно же, по своему разумны и рациональны в традиционном смысле слова, но часто имеют отрицательный экологический эффект. В то же время чувство любви к природе не всегда может быть рационально интерпретировано и тем не менее способно весьма положительно повлиять на общую экологическую обстановку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука
Критика политической философии: Избранные эссе
Критика политической философии: Избранные эссе

В книге собраны статьи по актуальным вопросам политической теории, которые находятся в центре дискуссий отечественных и зарубежных философов и обществоведов. Автор книги предпринимает попытку переосмысления таких категорий политической философии, как гражданское общество, цивилизация, политическое насилие, революция, национализм. В историко-философских статьях сборника исследуются генезис и пути развития основных идейных течений современности, прежде всего – либерализма. Особое место занимает цикл эссе, посвященных теоретическим проблемам морали и моральному измерению политической жизни.Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, «кто получит что, когда и как».

Борис Гурьевич Капустин

Политика / Философия / Образование и наука