В мире существует воля Божия, человеческая и сатанинская злобная воля. И человеку необходимо сделать самый главный внутренний выбор – принять решение, с кем он хочет быть. Так или иначе мы отвечаем на этот вопрос постоянно, ежедневно – своими поступками, словами, мыслями, реакциями. Каждый день мы балансируем в своем выборе, порой поступая, что называется, по совести, а порой предавая самих себя. Опасность в том, что наш мир полон симулякров. Все уязвимо, все неоднозначно, все можно рассмотреть с разных сторон, основываясь на релятивизме. Можно подменить, в том числе, и религиозное сознание, заплутать, запутаться и так и не стать человеком. А можно пробиваться к человеческому в себе через страшный протест, как это делал Ницше. Он страстно отрицал Бога, но оказалось, что осмысливать свое человеческое лучше в болезненной схватке с Богом, чем с дьявольской пустотой.
Во взаимоотношениях с Богом человек часто бывает удивительно непоследователен. В 1990-е гг. крайнюю религиозность вдруг начали проявлять… наши бандиты. Убивали, пытали, на счетчик ставили и одновременно с этим ходили в церковь, заказывали отпевания, молебны, хоронили по христианским обычаям, деньги жертвовали, храмы строили. Происходило нечто невообразимое. Убийцы стремились соблюдать христианские традиции, и замороченных вопросов о том, как можно одновременно и крест носить, и лишать другого человека жизни, внутри бандитской среды, как правило, не возникало. Но эти преувеличенно большие кресты с «брюликами», эти огромные суммы, эти пышные молебны как будто были свидетельством того, что где-то в глубине души эти люди понимали, что творят страшное, и понятным им способом хотели откупиться, «загладить вину», получить прощение.
Точно так же как преувеличенная религиозность бандитов в 90-х, тяга к Богу наших современных руководителей воспринимается в народе скептически. Не случайно представителей власти, по крупным праздникам стоящих в храмах со свечами, называют «подсвечниками». Люди всегда чувствуют подобные несоответствия, порой комические, порой драматические. Когда проворовавшийся чиновник крестится на образа, становится смешно и грустно.