Человек идет в гору

Тракторист такой красивый!
Я его приворожу:
На его на трактор ночью
Две ромашки положу.

Потом, растревожив девушек, гармонь уходила в луга, зовя за собой тихими переливами…

Летом сорок шестого года в село приехал представитель Министерства трудовых резервов набирать учащихся в ремесленное училище. Никита и Шура не знали, как им быть. Шура была склонна остаться: в колхозе создавалась новая семенная лаборатория, и Потап Дмитриевич метил поставить ее туда на работу.

Но раздумье было закончено одной фразой, которую будто невзначай произнес представитель министерства: «После окончания училища, — сказал он, — вас направят на авиационный завод».

Дело в том, что Никита и Шура с пятого класса мечтали стать летчиками. Они вырезали фотографии летчиков из журналов и газет, интересные статьи и рассказы об авиации. К окончанию школы у них получился большой альбом о русских летчиках.

Здесь были первые знаменитые на Руси авиаторы: Петр Николаевич Нестеров — автор мертвой петли и первого воздушного тарана, Сергей Уточкин — бесстрашный летчик и спортсмен, Ефимов, Васильев и другие.

Затем шел один из первых красных военлетов Борис Российский.

Центральное место в альбоме занимал Валерий Павлович Чкалов и его перелет по легендарному маршруту — через Северный полюс.

С особой любовью Шура разукрасила портреты смелых летчиц Валентины Гризодубовой, Марины Расковой и Полины Осипенко.

Заканчивался альбом фотографиями трижды героев советского союза — Александра Покрышкина и Ивана Кожедуба.

Теперь, сидя в клубе на собрании молодежи и услышав слова представителя министерства, Никита склонился к самому уху Шуры:

— Поняла? На авиационный завод! Поработаем, изучим самолет — и летать!

— А как же колхоз? — спросила Шура, оторопев от внезапности, с какой Никита принял решение.

— Колхоз к ученью дорогу не закрывает, — ответил Никита.

Но председатель колхоза отпустить обоих наотрез отказался.

— Постыдись, голуба, — корил Шуру Потап Дмитриевич, — куда конь с копытом, туда и рак с клешней. Ну, чего ты увязалась за Никитой? Жена ты ему, что ли?

— Не ожидала я от вас таких обидных слов! — не стерпела Шура, сердито блеснув глазами.

— Ой, горяча, девка! Там, где ты зимой пройдешь, верно, снег тает. Я же тебя наметил в семенную лабораторию…

После вмешательства парторга колхоза, Потапу Дмитриевичу пришлось уступить. Он смягчился и даже сам вызвался подвезти Никиту и Шуру к станции.

— Вы же мне родных детей дороже. Живая биография колхоза! Обещайте же не забывать колхоза, навещать его. А ежели жениться надумаете — свадьбу справляют «Светлые огни», запомните!

Потап Дмитриевич растроганно мочил в пиве усы, матери Никиты и Шуры украдкой утирали слезы. Было торжественно и грустно…

Ремесленное училище и особенно завод произвели на Никиту и Шуру двойственное впечатление. С одной стороны, здесь все было новым, захватывающе интересным, с другой, — пугала необычность обстановки.

Длинные ряды токарных, строгальных и фрезерных станков, грохот электромолотов в кузнечном цехе, размеренные удары мощных штампов — вся эта разнообразная, могучая и умная техника подавляла своей сложностью и вселяла в душу сомнение — справятся ли они с этой премудростью.

«Того и гляди палец отшибет либо всю руку отхватит, — думал Никита, с завистью наблюдая за ловкими и быстрыми движениями молодых штамповщиц, — не надо было из колхоза уходить…»

Он опасливо оглядывался. На лице Шуры угадывались те же мысли. Мастер ремесленного училища Сергей Архипович Луговой, оглядев Никиту и Шуру, тоненько захихикал:

— Эк, вытянулись, словно коломенская верста. Вам бы по малярной части податься, — стремянок не надо.

Шура вскипела, хотела уже было осадить насмешника, но Никита шепнул:

— Мне рассказали, старик с причудами, но добрый и мастер отменный.

Мастер действительно был чудаковат. Случалось, забыв дома очки, он, с досадой разводя руками, говорил:

— Ишь, неувязка! Микрометр вижу, а деления пропали. Сызнова Спиридоновна моя напроказила. После ужина приляжешь газету почитать, ну и маленько вздремнешь, как толькой войдешь в курс международной жизни!.. А Спиридоновна, несознательная баба, потихоньку очки снимет да и спрячет. Откроешь глаза, ткнешься в газету, а там все буквы плывут, будто под дождь попали. Ну, в дремоте-то не поймешь, в чем дело, откинешь газету и задашь храпака уже по-настоящему.

А утром в спешке Спиридоновна и сама про свою давешнюю проказу забывает, вот она и получается неувязка-то.

Сбегать за очками всегда охотно вызывался полнолицый, с дряблым, будто студень, подбородком и беспокойными глазами Павлин Точка. Токарное дело его тяготило, и он с удовольствием слонялся час-другой по поселку под предлогом отсутствия Спиридоновны дома.

Павлин с захлебывающимся хохотком рассказывал, что старик смолоду и по сей день не переставал ревновать некогда бывшую очень красивой Анну Спиридоновну.